Мясной Бор

И все же лейтенанту повезло. Три пули, доставшиеся ему, пронизали брюшную полость, ухитрившись почти не повредить кишечник. А главное, на стол командир попал совсем «свежим», часа через два после ранения.

Поначалу Еремина растерялась, когда вскрыла брюшную полость. Три пулевых ранения — не шутка… Но разворошила Настя сине-зелёные кишки командира роты и поняла: сумеет вытащить парня с того света. Только вот этот кусочек кишки, размочаленный пулей, она вырежет и сошьет заново. Ничего, ему всего двадцать лет, этому лейтенанту Сорокину, до свадьбы заживет. И никто не узнает, что стал у него кишечник на несколько сантиметров короче, и девушки будут любить.

…Третьего дня Анастасия встретила в медсанбате Сашу Баскакова, знала его по мединституту, он был двумя курсами старше, заправлял комсомольскими делами, яркий и общительный парень, в которого втайне были влюблены едва ли не все девчонки. Настя знала, что Саша увлекался психиатрией, его оставили в аспирантуре. А вот сейчас встретились на фронте. Баскаков ходил в военврачах второго ранга и сопровождал в поездке во 2-ю ударную знаменитого профессора Вишневского, главного хирурга Волховского фронта.

Настя подивилась тому; что Саша ее узнал. Значит, все-таки как-то выделял среди студенток, запомнил… Целый вечер они проговорили, Саша и ночевать здесь отпросился у начальства, обещав догнать Вишневского в Новой Керести.

— Как у вас по части любви? — спросил он вдруг, улыбаясь.

— В каком смысле? — покраснела Анастасия.

— В самом прямом, — ответил Саша. — В природном… Седьмого марта были мы в одном медсанбате. Так Вишневский застал одну из медичек с мужиком в самый, как говорится, разгар событий. Только он у нас гуманист, шуму поднимать не стал. Если, говорит, в раю наши пращуры не смогли удержаться, то при этой адской жизни им сам бог велел… А ты как считаешь?

Настя пожала плечами, смущение она уже одолела.

— Слишком много работы, чтобы задумываться над этим… — И перевела разговор, он был ей не по душе, спросив Сашу: — А что ты, психиатр-аспирант, делаешь на фронте?

— Во-первых, бери выше, я уже год как защитился. А во-вторых, дел на передовой у психиатра хоть отбавляй. Война выбивает разумное существо из привычного ему состояния. Случаев отклонения от психической нормы предостаточно… К сожалению, армейское начальство считает это блажью, и психиатрической службы, как таковой, в действующей армии нет. Нас если и терпят, то больше в качестве экспертов, когда надо дать заключение о раненых — псих он или притворяется, чтобы попасть в тыл.

— Я сама часто наблюдаю отклонения, — сказала Настя. — Особенно у тех, кто ранен в голову. Недавно один вообразил, будто в голове у него поселились немцы, заняли там круговую оборону. Так он все вызывал огонь на себя, требовал взорвать его голову вместе с врагами.

— Вот видишь. Видения у раненых, видения у здоровых, но измотанных боями на передовой бойцов. Собственно, здоровы они только в том смысле, что в их тела не вонзились пули или осколки. Практически же через две недели боев, а то и за меньший срок, эти люди становятся глубоко больными.

— У нас тут, в медсанбате, не слаще, — промолвила Анастасия.

— А разве ты сама, голубушка, здорова? Признайся: слышишь полоса?

— Бывает, — смутилась молодая женщина. — Но я считаю, что это просто обман чувств, вызванный усталостью.

— Верно. И не только от нее. При этой, прямо скажем, нечеловеческой обстановке, в которой ты находишься постоянно, возникновение иллюзий и галлюцинаций закономерно. Если ты помнишь курс психиатрии, то знаешь, что иллюзии суть явления, когда есть предмет, создающий восприятие, но последнее извращено. А при галлюцинации вообще нет внешнего объекта, служащего источником восприятия. Голоса, звон в голове, видения — типичный обман чувств. Нужен отдых для перенапряженной психики, но кто нам его даст?

Действительно, было не до отдыха. Сейчас дивизия рвалась к Любани. Все три стрелковых ее полка, артиллерийские и другие подразделения несли серьезные потери, с трудом продвигались на север, имея задачу захватить две рядом лежащие деревни — Сустье Полянка и Сустье Конец. За ними лежал треугольник — Заволжье, Хоченье и Русская Волжа. А там и рукой подать до Любани.

«…Ну, главное — позади, — подумала Анастасия, аккуратно укладывая содержимое брюшной полости лейтенанта Сорокина. — Сейчас зашью бедолагу и пусть теперь выкарабкивается… Экая мускулатура у него! Все образуется, только побыстрее добраться бы ему до железной дороги, а по ней в тыловой госпиталь».

Она вспомнила Сашу Баскакова, на сердце посветлело, и Настя невольно улыбнулась, зная, что сквозь марлевую маску сестра Елена ничего не заметит.

Сделала первые стежки, шов получился ровным, будто на показательной операции профессора Емельянова в институтской клинике госпитальной хирургии. «Ай да Настя!» — залюбовалась она собственной работой. И тут услыхала вдруг шум за спиной, кто-то ворвался в палату и резким голосом закричал:

— Хенде хох!

7