Роту саперов противник окружил, минами засыпал. Гибли красноармейцы, не в силах ответить, — артиллерийского подкрепления у них не было никакого. Но дрались они, что называется, зверски. Ничего другого не оставалось. Да только на ярости одной долго не продержишься. Хорошо, когда есть кому умело эту ярость собрать и по-умному ее использовать. Да вот незадача: приемами тактическими тогдашние командиры владели слабо. К маневру прибегать боялись, все в лоб да в лоб, фланговых ударов, обходов не знали, искать слабину в боевых порядках .врага не умели. А откуда умению взяться, если средний комсостав — взводных, ротных командиров, комбатов — пополняли запасниками, у которых военной подготовки почти никакой.
Это и имел в виду, вздыхая, Афанасий Васильевич. А тогда, в Малой Вишере, саперы помогли дивизии, задержали противника, дали остальным полкам выгрузиться из эшелонов, занять боевые позиции.
Малую Вишеру все-таки сдали, но засидеться в ней немцу не пришлось. Уже в середине ноября генерал Клыков повел армию в наступление. И теперь дивизия Лапшова перла на противника изо всех сил, но гитлеровцы успели так закрепиться, что усилия нередко пропадали напрасно.
Тут-то Михаил Павлович и доказал, что не зря его столько лет учили военному делу. Вызвал Лапшов Таута на КП и говорит дружеским тоном:
— Понимаешь, надо мне правый фланг усилить, никак стрелковый полк не сдвинется с места, застрял под деревней Пустая Вишерка. Дай мне саперную роту, а?
«Мог бы приказать, — подумал Таут. — А просит потому, что запрещено саперов использовать в цепи, поскольку спецвойска».
Но как не дать для пользы дела? Только инженер решил помочь комдиву. Пока гансы отбивали атаки нашей пехоты с фронта, саперы Таута вышли на правый берег реки Малая Вишера, оседлали дорогу на Тихвин и неожиданно ворвались в Пустую Вишерку с северной стороны. Едва возникла угроза окружения, немцы стали отходить. Потери у саперов, ударивших во фланг, были пустяковые.
Вспомнив давний теперь уже эпизод, Михаил Павлович вздохнул. И оттого, что седой историей ему казалась осень сорок первого года, и оттого, что нет у него теперь комдива Лапшова, уникального самородка, истинно русского человека, штучной, как говорили прежде, работы. И самому Тауту напрямую командовать некем, хотя и повысился он в должностном ранге, став дивизионным инженером. Дивизия эта была тоже хоть куда, в Сибири формировалась, народ в ней был отборный. И командовал ею орел — полковник Витошкин. И армия была все та же — 2-я ударная, а все-таки Тауту без Лапшова неуютно, вроде не хватает чего. Может быть, тосковал майор без бравых саперов, с которыми столько хлеба-соли откушано, а военного горя помыкано и того больше.
Когда Таута неожиданно откомандировали в штаб фронта с личным делом, Афанасий Васильевич посокрушался по поводу разлуки, но решение командования одобрил.
— Поезжай, — сказал он. — Думаю, пошлют молодежь учить, опыта у тебя на саперного академика хватит. Опять же не молодой такую лямку на передке тянуть, в тылу помоложе курвецы отираются.
Ан нет, службу дали хоть и повыше, да только опять в снегах Мясного Бора. «Теперь уже не в снегах, они через неделю растают, — подумал Таут, вертя в пальцах ручку, раздумья отвлекли его от составления порученного доклада. — Что будем делать, оказавшись в болотах?» Он еще в начале марта говорил об этом с Лапшовым, когда стало ясно: сил наступать у армии нет, но выводить ее отсюда не собираются. А сейчас уже начало апреля…
Звонил армейский инженер, сказал, что штаб армии собирает совещание саперных командиров, будет разговор о дорогах.
«Давно пора», — подумал Таут и спросил, когда прибыть.
— Не только прибыть, но и выступить надо… Член Военного совета лично на вас указал. Пусть, мол, изложит соображения с учетом опыта противника. Ведь воюет в этих краях давно… И про «буржуйки» помянул…
Таут усмехнулся. Ох уж эти «буржуйки»! Прославился он с ними на всю армию. Вот и новый комиссар наслышан… А что тут мудреного? Голь на выдумки хитра. От бедности, нужды и не такие штуки выдумаешь. Впрочем, печки из жести еще в революцию возникли. Их дивизию передали командарму Клыкову в конце февраля. Она пересекла у Мясного Бора дорогу Чудово — Новгород и расположилась пока в резерве за линией Большое Замошье — Теремец Курляндский. Расположилась — это громко сказано. Залегла в лесах — вот это ближе к истине. Немцы прочно удерживали укрепленные с осени деревни, а русским предоставляли возможность маневрировать в заснеженных пространствах, по бездорожью и безлюдью.