Читаем Мясной Бор полностью

— Слыхали, что бойко воевал, но вот технику надо было сберечь, — проговорил молчавший до поры командир. — Ну да ладно, на войне как на войне… Теперь вникай. К нам пришло пополнение, имеются среди бойцов пехотинцы в прошлом. «Учебку» они прошли, но стрельба, сам понимаешь, вовсе другое дело. Тут надо не только политическую работу с ними проводить. Опять же ты старый артиллерист, кадровый. Так что мы в тебе видим двойного помощника. Понимаешь?

— Так точно! Ну, а как вы все же тут воевали?

— Как обычно, — ответил комиссар. — Мы же гвардейцы… А положение незавидное. Как закрыли проход — урезали бойцам паек. Через неделю снова… По ночам прилетали самолеты, но что они смогут довезти? Норма такая: по семьдесят пять граммов сухарей каждому и по килограмму муки или крупы для болтушки на десять человек. Люди сдают на глазах, многие уже пухнут от голода, зубы шатаются…

— Мы на Острове отвар из хвои пили, — вставил Дружинин.

— Мы тоже, — буркнул комдив, — пьем… Не гвардейцы уже, а настоящие хвоесосы.

— Пока снег был, ели павших лошадей, — продолжал комиссар. — Кое-как держались. Теперь лошадиные трупы разложились, вонь от них — за версту слыхать. Да еще цинга навалилась. А зелени в лесу нет… Так бы хоть ею могли подхарчиться. Да ты обойди батареи, сам увидишь. Новых бойцов посмотри, со старыми поручкайся. Оцени обстановку свежим глазом. Потом нам с комдивом доложишь. Вот тебе и первое наше задание. У самого-то как здоровье?

— Не жалуюсь, товарищ батальонный комиссар. У нас на Острове получше было с харчами. Кое-что у немчуры добывали. Разведчики в поиск за ихней жратвой ходили…

— Хорошо пристроился, Дружинин, — усмехнулся комдив. — А нам от пушек никуда не отойти. Возле них и помирать положено. Одно слово — «Прощай, Родина!». Ну ты иди, пообщайся с народом.

Анатолий, узнав, что земляк его, лейтенант Найденов, жив и здоров, отправился к нему на огневую позицию. Найденов — веселый парень, балагур, с таким служить — милое дело. Истребление танков — опасное занятие, можно сказать, смертельное, напряжение небывалое… Тут лейтенант всегда к месту что-либо эдакое сказанет, тогда и бой глядится не таким страшным.

— Как живется, друзья? — спросил Анатолий у бойцов расчета.

— Не спрашивай, земляк, — вздохнул, озорно подмигивая, лейтенант. — Жизнь хороша, как сказка, смерть в ней развязка, гроб — коляска, спокойна, нетряска… Садись и святым молись!

Бойцы оживились. Среди них политрук заметил новичков, спросил одного, как с рационом в батарее.

— Пока терпим, — улыбнулся тот, сообщив, что зовут его Василием, а по фамилии он будет Минаев. — Вот без курева — ухи аж пухнут, это точно. Пробовали и мох смолить, и березовые листья. Горло дерет, кашель саднит, слезу вышибает, глаза на лоб лезут. Такую гадость да на голодный желудок… Тьфу! Может, вы, товарищ политрук, позычите нам на пару затяжек, тогда и веселее будет.

— А как насчет маршанской махорочки, друг Минаев? — спросил

Дружинин, доставая кисет.

— Да мы о такой прелести и мечтать не смели! — ахнул красноармеец.

Остальные сдержанно загомонили, придвинулись ближе.

— Где же, земляк, такие пайки ныне дают? — спросил лейтенант Найденов, сворачивая самокрутку.

— Дают… Держи карман. Вчера по дороге купил у некурящего связиста. Суточный паек сухарей и всю получку за февраль пришлось ему отдать. Курите, ребята, не стесняйтесь… Живы будем — разживемся папиросами «Дюбек».

— От которых черт убег? — подхватил Минаев, и Дружинин понял: парень утвердился в батарее как острослов, надо к нему присмотреться.

Таких заводил, если стержень у него твердый, надо потихоньку продвигать и в политбойцы, и в младшие командиры.

— Ах ты, божья травка, христовый табачок! — воскликнул Минаев, затягиваясь дымом. — Теперь и завтрак будет в самый раз.

Над костром висели чайник и небольшое ведерко.

— Воду жарите? — спросил политрук.

— Обычно сухарь в кипятке распускаем, — ответил командир орудия, сержант Ряховский, уралец из Невьянска, с ним Анатолий в тридцать девятом году был в учебном артдивизионе. — Еловый навар опять же идет с сосновым настоем. Но сегодня у нас пир: завтрак с мясом. Дай-ка, Вася, фанерку.

Ряховский вытащил из-за голенища алюминиевую ложку, сполоснул водой из чайника, опустил в ведерко и выловил тушку ежа.

— А бульон, ребята, оставим, — сказал он. — В обед и ужин мучной суп на нем сварим.

Мясо ежа Ряховский аккуратно разделил на фанерке и по кусочку опустил каждому бойцу в кружку с кипятком.

— Ваша доля, товарищ политрук, — протянул Минаев кружку политруку.

Тот понял, что отказываться нельзя: от души предлагают.

— Еще б и посолить, — с аппетитом жевал ежатину Василий, — цены б этой свининке не было!

Уже несколько дней в дивизионе не было ни щепотки соли. Не было ее и в других частях армии.

— Погодите, — остановил политрука незнакомый ему красноармеец. — Сейчас еще десерт будет… Опять же витамин.

Он поднял с земли каску, в ней была прошлогодняя клюква, и положил в кружку с десяток ягод.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века