Мясной Бор

Шли врассыпную, по снежному покрову, уже испятнанному воронками от мин и снарядов. И Никонов шел, ободряя бойцов. А навстречу ощетинились амбразуры вражеских дотов. И автоматчики, и пулеметчики, и снайперы забавлялись на выбор, выбивая из цепей белые полушубки — немцы давно знали, что в них щеголяют советские командиры. Потом артиллерия ударила, и все полетело кувырком. Бойцы растерялись, стали бегать среди разрывов.

— Ложись! — кричал Никонов. — Ложись, курвы эдакие!

Сам он залег в воронку, но постоянно выглядывал: необходимо ведь присматривать за взводом. И видел, как изрешетили осколки метавшегося по полю командира отделения, сержанта, нетрусливого вроде парня, а вот впавшего в неразумную суету.

Потери в этот раз случились большие, залегла пехота. Лежала в снегу четверо суток. Когда наступала ночь, взводный ползал от одного бойца к другому и проверял: жив или нет, и сколько годных осталось у него в строю штыков. Подберется к одному, начинает трясти… Бывало, что лежит иной уже закоченевший — морозы не сдавали, жали крепко, сибиряков тоже вниманием не обходили.

Во все дни наступления бойцы и запаха горячей пищи не чуяли. Полевые кухни пытались приблизиться к передовой, но их засекали немцы еще на подходе и расшибали вдребезги прицельным огнем. А термосов тогда у нас еще не завели, это потом у немцев их переняли. Обыкновение было другое: полежат-полежат голодными бойцы несколько суток, потом их отводят назад кормить, а на их место маршевая рота ложится, чтобы под огнем противника попоститься.

Артиллерии в полку не было никакой. Патронов к трехлинейке выдавали по две обоймы на брата. Значит, если ты десять раз по врагу выстрелил, то война твоя в этом наступлении кончилась. Но кто стерпит, чтобы оставаться живой мишенью! Вот и ползали бойцы средь убитых, обшаривали земляков, искали оставшиеся патроны — мертвым они без надобности.

Так и ждали, когда высшие командиры и их штабы найдут выход из создавшегося положения.

24

Оренбургский батрак Антюфеев, волею революции ставший комдивом, в гимназиях и университетах не обучался, труды древних философов не читал, обходясь в мирной жизни конспектами «Краткого курса», которыми снабжал его комиссар. На войне же вообще было не до того, и потому Иван Михайлович так и не узнал, что некий Сократ еще в не нашей эре доказывал: смысл жизни, нравственное содержание ее выше самой жизни. Но отсутствие подобной информации отнюдь не помешало Антюфееву достойно довоевать собственную войну, пусть она и оказалась у него короче, нежели у иных.

Трудно сказать, от природы ли, воспитания ли был комдив-327 духовно целостным человеком. К тому же природа наделила его недюжинным военным талантом. Таких людей у нас принято называть самородками, намекая на то, что способности их даются не упорным трудом и учебой, а ниспосылаются свыше, а их странные, на первый взгляд, поступки иной раз вызывают озабоченность у окружающих. Так было и с решением Антюфеева остаться в дивизии. Комиссару Зуеву оно пришлось по душе, а некоторые посчитали неумным чудачеством.

…Вскоре после возвращения в родную дивизию Иван Михайлович получил приказ, постепенно оставляя оборонительные позиции, отойти на основной рубеж. Положение соединения было архисложным. Оно дальше других углубилось в захваченную врагом территорию. Начнешь отходить поспешно — насядут немцы, ворвутся на твоих плечах в середину мешка. Будешь медлить — оголятся собственные фланги, ведь соседи отходят назад. Тогда противник может отрезать тебя от остальной армии.

Словом, командир, торопись, не поспешая…

К концу дня 28 мая дивизия отошла на основной рубеж, определенный армейским штабом. Одновременно здесь развернулся ряд других соединений армии. Теперь за этим рубежом собрался, пусть и из потрепанных батальонов, серьезный кулак. Сюда же, вовнутрь уменьшившегося мешка, вывели армейскую технику, эвакуированных беженцев, раненых и больных красноармейцев и командиров. Этих последних скопилось великое множество, их не успевали отправлять по узкоколейке в тыл.

Ночью с 28 на 29 мая Антюфееву доложили, что к ним прибыло какое-то подразделение с пакетом из штаба. Радостью полыхнуло сознание Ивана Михайловича, подумал: «Пополняют нас! Наверно, пойдет встречь теперь дело…»

Но это был Олег Кружилин с половиной роты. Незадолго до этого от немцев перешло несколько наших бывших бойцов. Попав в плен, они согласились пойти в разведшколу, другого пути для спасения не было. Закончили учебу в Риге, получили первое задание: проникнуть в тылы 2-й ударной и срочно выяснить, что там происходит, сама ли армия отходит или затеяла маневры перед новым броском. Но сообщений от них абвер так и не дождался: они тут же сдались и попали к Шашкову на допрос.

Из допроса перебежчиков начальник Особого отдела узнал, что немецкое командование засылает в наши войска группы головорезов для ликвидации штабов, и чекист принял решение разделить роту Кружилина. Половину пустил в обход по левому обводу мешка, а сам Олег получил приказ обойти правое полукольцо и предупредить командиров частей об опасности.