Положение усугублялось тем, что западная группировка армии отошла на линию реки Кересть. Пространство, на котором сосредоточились дивизии и бригады армии, сократилось до того, что свободно простреливалось вражеской артиллерией на всю глубину. Последняя посадочная площадка в Новой Керести, куда доставлялись еще продукты и боеприпасы, перешла в руки немцев. Военный совет армии пришел к выводу: оборонять рубежи на Керести нет смысла. Боевые части, прикрывавшие отход, принялись смещаться к реке Глущице, чтобы оттуда массированно пробиться к Мясному Бору. Войска отходили на редкость спокойно, удерживая врага на расстоянии, без суеты и паники. Но к тем местам, куда они двигались, через стыки между боевыми порядками пробирались группы вражеских автоматчиков…
Днем 24 июня на короткое время удалось установить радиосвязь со штабом фронта, договориться о сроках совместных действий с армией Коровникова. Атаку наметили на 22 часа 30 минут…
Поскольку снарядов у 2-й ударной не было, об артподготовке речи не велось вообще. Наступать решили тремя колоннами. Вдоль настила должны были пробивать 22-я и 59-я стрелковые бригады. По жердевой дороге намечался путь 57-й и 25-й бригадам, 46-я и 382-я дивизии вместе с 53-й бригадой направлялись вдоль узкоколейки. А уж за ними полагалось идти частям арьергарда,
Вот он, план последнего штурма ворот из мешка, в который вошла 2-я ударная, чтобы ценой собственной гибели снасти Ленинград. Оставалось совсем немного, еще чуть-чуть, надо только напрячься, ударить как следует по противнику — и выйти из окружения. «Атаку довести до конца любыми средствами!» — такой приказ получили командиры частей. Ведь от их успеха зависела судьба армии.
Когда стало ясно, что бензовозы с востока не пройдут, технику армии, артиллерию, гвардейские минометы уничтожили, а те, кто обслуживал их, стали пехотинцами.
— Разбили на три группы и штаб армии. Во главе каждой был назначен старший. Намечалось выводить штабистов не раньше, чем пойдут в прорыв штабы вторых эшелонов колонн прорыва. Военному совету армии с ротой охраны надлежало следовать самостоятельно, но одновременно с арьергардом.
Теперь очевидно, что если бы командование армии ввело иной порядок выхода из мешка, то самому штабу вырваться бы удалось. Только никому из членов Военного совета и в голову не пришла мысль поставить себя во главу колонн прорыва. Нет, сначала раненые, потом части первого удара, за ними арьергард. Вот с последним выйдем и мы, отцы-командиры.
Кто сейчас возьмется утверждать, что была все-таки альтернатива для вожаков 2-й ударной? Судьбу они выбрали сами.
Спас Никонова адъютант командира полка Загайнов. Увидел Ивана, лежавшего без сил на земле, и спросил:
— Что это с тобой?
— Все, — ответил Никонов. — Отвоевался.
— Жди меня на месте, не уползай никуда, — предупредил Загайнов.
Вернулся он часа через полтора, принес Ивану кусок подсушенной кожи с шерстью и обглоданную кость. Шерсть Никонов спалил на огне и принялся жевать кожу, чувствуя, как прибывают силы. Казалось ему, что ничего более вкусного в жизни не едал. Потом стал кость на костре обжигать, а потом тоже съел и ее без остатка.
С этой вот пищи Никонов был на ногах. Майор Красуляк его увидел и говорит:
— Мы собираемся на выход, а ты, Никонов, остаешься нас прикрывать. Берешь с собой основной состав и тех, которые так и так останутся на переднем крае…
Командир полка имел в виду бойцов, которые от слабости подняться не могли. На выход не годятся, а стрелять лежа еще могут. Вот и задержат немцев, помогут товарищам собственной смертью.
— А как будете отходить сами, — напутствовал майор Красуляк, — не забудьте имущество сжечь.
Никонов взял выделенных бойцов и ушел на передний край. Там он велел тем, кто может ходить, оставить позиции и идти на выход, а полумертвых слабаков оставил в подчинении.
У ручного пулемета Иван обнаружил двух лежачих. Прикинул: эти вроде могут еще двигаться. Один из бойцов был рыжий и длинный, а второй так себе, обыкновенный.
К пулемету два диска оказалось у них.
— Заряжены диски? — спросил Никонов. Рыжий молча кивнул.
— Закладывайте диск в пулемет!
— Не можем, — прошептал обыкновенный.
— Можете! — прикрикнул на них Иван и взвел затвор автомата. — Живо!
Стали двигаться, заложили диск в пулемет.
— Теперь заряжайте патронами второй диск!
Малость оживились ребята, справили и эту работу.
Тех, кого он с собой привел, Никонов расположил справа и слева от пулемета, решил, что тут у него и будет главная огневая точка. Диск к своему автомату он еще на КП полка снарядил.
Тут немцы загалдели и поднялись в атаку. Никонов скомандовал открыть огонь из всего оружия, и те залегли, затихли. Вскоре опять засуетились, и снова Никонов с товарищами положил их на землю.
Потом еще раз гансы поднимались в атаку. Рыжий боец стрелял аккуратно, прицельно бил, но вдруг отвалился от пулемета, замер. Никонов ощупал его: совсем целый парень, только зрачков в открытых глазах нету, мертвый, значит. «Умер от голода, — смекнул Иван, — от полного истощения сил».
Тут и гитлеровцы угомонились, наступила тишина.