Мясной Бор

Осколок ударил комиссара чуть ниже колена в правую ногу. Иванов хотел снять с Мотрошилова сапог, не сумел. Сквозь отверстие в голенище била кровь. «Эх!» — вскрикнул комиссар, отчаянно рванул обеими руками сапог, сдернул его и потерял сознание. Иванов вытащил брючной ремешок и перетянул ногу выше колена, разыскал врача. Мотрошилову сделали перевязку, наложили жгут. Он лежал в еловом шалаше случившегося рядом медсанбата и виновато улыбался Рогову.

— Понесем, — сказал Александр Семенович и тут же распорядился выделить шестерых красноармейцев.

Надо было готовить народ к прорыву. У Рогова под началом, как старшего группы, были помимо разведчиков и химики, и инженеры, и политотдел.

Когда он ушел, Мотрошилов сказал Иванову:

— Срежь голенища с моих сапог и заверни в них документы. Потом в вещмешок сложишь, а его мне под голову, авось так целее будут.

Иванов так и сделал, как просил комиссар, вовсе не думая о том, что вскоре Мотрошилова смертельно ранят в болоте, он и останется лежать с документами в вещмешке. А через тридцать пять лет их найдут вместе с останками комиссара новгородские следопыты.

…Когда уткнулись в заградительный огонь, Ротштейн понял, что держаться надо рядом с командиром. Уж очень был спокоен и невозмутим полковник Рогов. И Ротштейн видел, как многие пятились назад от артиллерийского шквала, брали влево от жердевки или вправо, а там болота, которыми не пройдешь за ту короткую, последнюю в Любаньской операции ночь. Так они и трудились вокруг начальника разведотдела — Ротштейн, Помошко, Васильев и Иванов. А Рогов, сверив направление по карте и компасу, колдовал над секундомером, затем объяснил, как действовать, и повел их в пекло. Другого пути не было.

…На краю гигантской воронки лежал на боку разбитый танк. Сама воронка почти доверху была заполнена людьми. Свалились сюда и те, кто бежал с Роговым. Минут пятнадцать лежали, набирались сил, а потом снова двинулись вперед.

Вокруг посерело, и трассирующие пули уже не казались разноцветными светлячками. На них вообще перестали обращать внимание. А Ротштейн так больше беспокоился, чтобы не отстать от Рогова и остальных. Он помогал идти раненой медсестре Фросе, которую подобрали по пути. Она же двигалась с трудом.

С каждой сотней шагов вокруг становилось все больше убитых и раненых. Запомнился Ротштейну лейтенант из интендантов, без обеих ног. Обрубки ног запеклись, и кровь остановилась.

— Заберите меня, — попросил лейтенант спокойным голосом, находясь в полном сознании.

Был он высокого роста, крупный мужчина, с породистым лицом.

— Лежи спокойно, — ответил ему Виталий, — мы уже на выходе. Пришлем за тобой санитаров.

— Бросаете нас, суки! — закричал вдруг лежавший под деревом майор.

Он выхватил пистолет и навел на Рогова. Пришлось обезоружить безумца.

Вскоре они поняли, что, кажется, вышли из огненного ада, и полковник Рогов объявил короткий привал. Фрося потеряла много крови, и прежде всего ее перевязали. Потом Александр Семенович вынул из вещмешка баночку рыбных консервов — хранил на крайний случай, вот он и наступил. Сначала покормили Фросю, потом мужики съели оставшееся.

Собрались было вновь идти, и вдруг медсестра закричала:

— Смотрите! Смотрите туда!

Она показывала в направлении, где находился Мясной Бор. На посветлевшем небе там возник вдруг всадник на белой лошади.

— Орловский рысак, — растерянно определил породу Рогов.

Остальные молчали. Всадник помаячил минуты две или три. Затем завыли снаряды, и там, где явилась белая лошадь, рвануло рыжее пламя, подбитое по краям черно-белым дымом.

— Пора идти, — сказал полковник.

…Когда дошли до Полисти, увидели на другом берегу красноармейца. Он размахивал автоматом, звал к себе: перебирайтесь, мол, через реку. Автомат у него был немецкий, это они хорошо рассмотрели, и медлили, подозревая подвох. Слухи о том, что фашисты заманивают наших, даже в форму советскую переодеваются для этой цели, были распространены повсеместно.

— Возьмите меня на прицел, товарищ полковник, — попросил Иванов. — Если это ловушка, бейте сначала по мне…

С тем и пошел в воду — плавал он хорошо, опять же была на нем ватная телогрейка, поддержит на первых порах, но лесная река оказалась мелкой. Иванов ее одолел, выбрался на берег, переговорил с красноармейцем и подал остальным сигнал, что все пока в порядке. Медсестру Фросю тащили через Полнеть Васильев и Ротштейн.

На том берегу собрались вместе, и тогда полковник Рогов полез в карман гимнастерки, достал пакетик, развернул его и на глазах изумленных спутников принялся сворачивать самокрутку: табаку давно уже не было ни у кого, курили листья, мох и прочую гадость.

— Сохранил щепотку «Северной Пальмиры», — объяснил, улыбаясь, Рогов. — Для такого вот момента…

Александр Семенович закурил, затянулся два-три раза и передал самокрутку Иванову, тот, курнув, пустил ее по кругу. И стало уютнее, чудовищное напряжение последних недель спало.

Занимался рассвет.

…Они вышли на позиции минометчиков 59-й армии.