– Не могу. К обеду уголь разгрузить надо. Мне после обеда заступать. И завтра тоже, бля… Надо же, нашли время травиться, дристопшонники…
Артур отошёл на пару шагов назад.
– Эй, воины! – крикнул он, задрав голову. – А ну слазь.
Четверо солдат замешкались, но видя, что Зелепунин молчит, спрыгнули с вагона на кучу угля, предварительно побросав вниз лопаты.
– Теперь назад отойдите, – сказал Артур и, обежав вагон, попытался скинуть петли с крюков. Тщетно.
– А ну навались! – гаркнул он солдатам.
Те подбежали. Упёрлись руками в передний борт. Надавили.
– Когда скажу, – сказал Артур, – отбегайте! Иначе придавит!
И, закричав «Назад!», скинул петли.
Борт рухнул с жутким грохотом, едва не накрыв замешкавшихся, и почти вся масса угля съехала по нему к ногам ошеломлённых солдат.
– Ну вот, – Артур отряхнул руки. – А ты говорил – до обеда.
– Ладно, – сказал Зелепунин. – Троих дам.
– Троих мало. Давай шестерых.
Зелепунин почесал затылок.
– А Кизякаев тебе через четверть часа пачку «Мальборо» подгонит.
– Ладно, – зевнул Зелепунин. – Возьми шестерых. Но не за сигареты, а за разбитую рожу Ускова.
– А, так Кизякаева не присылать? – спросил Артур.
– Присылай, присылай. Нам теперь до обеда только курить и осталось.
– Донат богом! – ругался Алимардонов, стирая рукавом ржавую труху со лба.
Кизякаев возился с задним мостом. Молодняк, облепив, словно тля, облицовку, лихо скручивал головы крепящим её болтам. Свет ламп отдыхал на сосредоточенных полудетских лицах. Сам Артур возился с бензобаком. Проржавевшие насквозь болты никак не хотели откручиваться.
Где-то под ним Алимардонов включил горелку. Артур бросился к баллонам и перекрыл вентиль. Крикнул, пнув торчащий из-под машины сапог:
– Ты чего, Аська, сбрендил! Дай же бензобак снять!
– Да ладно, чего там, – отозвался тот. – Я же сам с этой машины бензин сливал. Вон, левая фара разбита…
– Всё равно подожди, – сказал Артур. – Мало ли, сколько там ЗИЛов с разбитыми фарами.
Когда сняли бензобак, он оказался на треть полным.
– Ух ты! – удивился Алимардонов, и Артур влепил ему звонкую затрещину.
Проходящие офицеры недовольно косились на молодых. Несколько раз прибегал начальник цеха из вольнонаёмных. Спрашивал, разберут ли к вечеру. Артур, загадочно улыбаясь, жал плечами. Начальник цеха ругался, говорил, что к весне надо выводить технику, и снова убегал. К обеду, когда младший сержант Зелепунин пришёл за своими подопечными, от ЗИЛа осталась лишь обглоданная рама, опирающаяся о передний мост. Теперь можно было не торопиться.
К концу рабочего дня на месте грузовика был лишь залитый маслом пол да пара капель крови Кизякаева, зажавшего себе палец между мостом и крюком кран-балки.
– Что бы я без тебя делал, Сагамонов, – говорил начальник цеха. – И чего они все к тебе прицепились?! Да я бы тебя за такую работу… Да я бы тебя к высочайшей награде…
– Ладно, дядь Лёш, пойду я, – перебил его Артур. – Не то ты меня совсем слюной забрызгаешь.
– Эх, Сагамонов…
Вместе с ремонтной ротой он дошёл до столовой, но внутрь заходить не стал, а прошёл дальше, к клубу. При входе наткнулся на прапорщика Попова, разговаривавшего со своей женой, заведующей клубом Татьяной Васильевной. На рукаве у него была красная повязка дежурного по части. Артур прошёл было мимо, но Попов окликнул его.
– Стоять, солдат.
Артур остановился.
– Кругом.
Артур повернулся.
– Рядовой Сагамонов, почему не отдаёте честь?
– Так ведь честь у меня не безграничная. На всех не напасёшься. Ну и потом – вы с дамой…
– Смирно! Вы как разговариваете?! А ну крючок застегнуть, солдат! И где ваш головной убор?!
Артур повернулся и пошёл к столовой.
– А ну вернись!
Гравий ласково хрустел под ногами. Пара мёртвых листочков затеяла в воздухе головокружительный танец.
– Вернись, я сказал!
Артур видел сквозь окна столовой стриженые головы солдат. Их лица были повёрнуты к нему, глаза глядели на него и сквозь него. Артур улыбнулся им, и тут же позади раздался женский голос:
– Володя, пожалуйста, не надо…
Артур повернулся и пошёл прямо на схватившегося за кобуру Попова. Подойдя сказал:
– Виноват, товарищ прапорщик…
– Трое суток ареста!..
– Давайте сегодня без ареста. У меня что-то совсем нервы сдают.
– Да ты!..
– Я вас прошу. Такого больше не повторится, – Артур застегнул крючок и поправил ремень. Встал по стойке смирно.
– Да ведь это чёрт-те что…
– А за шапкой я сейчас схожу. Ладно?
Попов с сомнением посмотрел на Артура. А тот повернулся к плачущей женщине и сказал:
– Простите и вы меня, Татьяна Васильевна.
Когда он вошёл в столовую, тепло сотни солдатских тел ещё витало в воздухе. Пахло ваксой и казённой пищей. Артур сел за стол. Лёха поставил перед ним гренки из белого батона, блюдце с горкой жёлтых паек и банку с клубничным вареньем. Ушёл в кухню за чаем.
– Покрепче сделай, – крикнул ему Артур. – Мне сегодня спать вряд ли придётся.
– Чего это у тебя с Попом вышло, – спросил Лёха, ставя на стол дымящуюся чашку. – Он что, тебя действительно пристрелить хотел?
– Да нет. Так, пошутили.
Лёха с сомнением посмотрел на Артура.
– Ничего себе шуточки! Даже его жена слезу пустила.