Предпочтете рыбу — получите маленького, плохо очищенного люциана, приготовленного с тем же тщанием. То есть спаленного до костей. Сколько стоят эти деликатесы, порожденные сушей и морем? Пятьдесят евро каждое блюдо (то есть около семидесяти пяти долларов).
Прибавьте бутылку холодного розового вина — самого дешевого, — чтобы спастись от летней жары и, возможно, избавиться от угольного привкуса во рту, и выложите сто пятьдесят долларов за ланч. Мерси — и пошел ты на…
И тем не менее посетители выстраиваются в очередь, умоляют, суют взятки, устраивают заговоры, громко шепчут в телефонную трубку, названивая в Сан-Тропе, Рим и Пунта-дель-Эсте, в надежде найти достаточно влиятельного знакомого — тогда им удастся возвыситься над простыми смертными и с торжеством воссесть среди богов.
Если и впрямь «за каждым богатством кроется преступление», то, разумеется, многие из этих людей ответственны за безжалостные поступки, совершенные ради нескольких долларов, — снос африканских деревень, затопление долин, разорение стариков, сбрасывание ядовитых отходов в колодцы и устранение неугодных, когда того требовали обстоятельства. Но что касается Роберта, то они буквально валяются у него в ногах и даже не просят взаимности.
Возникает вопрос — почему?
Я раздумывал над этим вопросом уже на раннем этапе моей карьеры, когда заведовал подносами и сковородками в клубе Рокфеллер-центра, где владыки финансовой индустрии каждый день вкушали ланч в нашем убогом буфете. Я гадал, что могло привлечь персон, которые в одиночку ворочали судьбами наций, — акул бизнеса, сказочно богатых содержанок, отпрысков древних европейских родов, которые понятия не имели, откуда взялось их богатство… Почему все эти люди собираются под убогим кровом ланч-клуба или же борются, переступая через тела сородичей, за право съесть ужасное оскорбительно дорогое блюдо на задрипанной веранде с видом на бассейн, подвергаясь оскорблениям со стороны человека без рода и племени, на которого в обычной ситуации они бы не задумываясь спустили собак?
Зачем мириться с нелепыми претензиями и ценами в
Попытайтесь похвалить
Меня осенило в один прекрасный день на Сен-Бартсе, когда я лежал в шезлонге, при лунном свете, полупьяный, а на заднем плане развлекались разные Каддафи и их гости. Ведь эти «прекрасные» люди так уродливы. Они носят одинаковую безобразную одежду, придуманную старыми геями-женоненавистниками, которые, должно быть, втайне помирают со смеху, видя, как их пожилые богатые клиенты втискиваются в стильные наряды. И тут трудно не заметить, что сами законодатели мод, те, кто решает, что именно будет носить весь свет в грядущем году, что красиво, а что нет, — сами они безобразны настолько, что откажет даже фантазия младших бойскаутов, собравшихся послушать сказки у костра. Только посмотрите на судей в «Топ-модели Америки» или на первые ряды на любом модном показе, и вы все поймете: эта унылая, непривлекательная, скверно одетая компания как будто приобретает шмотки в пригородном секонд-хенде. Рику Джеймсу в семидесятые годы ни за что не простили бы того, что в наше время Карл Лагерфельд носит каждый день. Его бы свистом проводили со сцены. Если бы Донателла Версаче появилась у ваших дверей, предлагая косметику
Оглядывая пляж и пребывая все в том же желчном настроении, я окончательно убедился, что по доброй воле забрел на остров доктора Моро. Полный набор неудачных пластических операций: передо мной в открытую предстали все уродства плоти, уместные разве что на карнавале. Перекошенные на сторону рты, чудовищно раздутые губы, щеки, за которыми словно лежало по мячику для гольфа, лбы, столь туго обтянутые кожей, что на них можно было играть, как на барабане. Одинаковые носы… глаза, которые не могли моргать и с трудом закрывались…
И моя спутница — в простой белой футболке стоимостью в тысячу долларов. Она в очередной раз искала свой мобильник.