Мясо с кровью

Однажды я добавлю нечто чертовски неприятное в соблазнительную шоколадную глазурь, а затем аккуратно упакую в фирменную обертку «Макдоналдса». Ничего опасного, разумеется, — но это будет вещь, которую трехлетний ребенок точно уж сочтет «бякой». Например, пучок волос. Или губка, смоченная в уксусе. Или голова Барби. Я положу эту штуку в знакомую коробочку и оставлю на видном месте, чтобы дочь ее нашла. Я, возможно, даже предупрежу: «Если увидишь что-нибудь из этого гадкого ‘Макдоналдса’, не ешь!», а потом, выходя из комнаты, громко пробормочу: «Папа глупый, папа купил шоколад и потерял его».

Ранний болезненный опыт, связанный с «Макдоналдсом», пойдет девочке на пользу.

Глава 11 Я танцую

Я танцую.

Это твист — или что-то очень похожее, хотя в обычное время я бы постыдился танцевать на глазах у многочисленных свидетелей. Девять-десять нянь-филиппинок со своими подопечными точно так же крутят бедрами и переступают ногами. Моя партнерша в танце — двухлетняя девочка в розовых лосинах и балетной пачке, а под ногтями у меня полно красного пластилина.

Конечно, выглядит это все «не круто». Настолько «не круто», что трудно и вообразить. Но подобные мысли не портят мне настроение — я давным-давно пересек черту. Наоборот, я счастлив — как и всякий самодовольный житель Аппер-Вест-Сайд, владелец большого автомобиля и так далее. Я, в конце концов, единственный родитель на этой славной вечеринке, совершенно один среди танцующих нянюшек и маленьких Софий, Ванесс, Джулий, Эмм и Изабелл. Моя дочь, улыбаясь до ушей, прыгает и крутится рядом. Она очень рада, что я здесь. «Да-да, я люблю тебя больше, чем все остальные родители любят своих детей. Вот почему твой папочка тут, а они — нет. Они, черт возьми, делают маникюр, ходят на свидания, занимаются аэробикой, ну или чем там еще развлекаются плохие родители. А я с тобой, детка, и танцую от всей души — больше ни для кого на свете я на такое не способен. Только для моей малютки. Я хороший папочка. Хороший».

Потом, если она будет хорошо себя вести, то получит мороженое. Я усажу девочку рядом с собой, лицом к витрине, в тайной надежде, что прохожие заметят, как она красива в новеньком свитере и как славно мы с ней смотримся вместе. Какой я замечательный отец. Держа дочь за маленькую ручку или неся ее на плечах, я поплыву домой. Очередная победа.

Я уже перерос желание быть «крутым». Точнее сказать, перестал тешить себя надеждой, что люди смогут хотя бы заподозрить во мне что-то «крутое». Как знает всякий добросовестный отец, последние остатки «крутости» отправляются к чертям собачьим в ту самую секунду, когда вы впервые устремляете взгляд на своего ребенка. Как только головка новорожденного делает четверть оборота в вашу сторону, вы сразу понимаете, что можно выкинуть любимую черную байкерскую куртку в ближайший мусорный бак. И вынуть сережку из уха. Подобные вещи кажутся… недостойными.

Норман Мейлер сказал, что стремиться «быть крутым» значит «поощрять в себе психопата, проникнуть в ту область, где стабильность скучна и ненормальна, где человек существует лишь в настоящем, где нет прошлого и будущего, памяти и намерений».

Я большую часть жизни поощрял в себе пресловутого психопата. Мягко выражаясь.

Окружающему миру было наплевать.

У меня нет шансов стать «крутым». Э. Джил говорит: как только моя дочь достигнет определенного возраста (лет пяти), самым мучительным и неприятным впечатлением для нее станет отец, который слушает рок-музыку. Может, у вас крутая коллекция записей, но дочери все равно. И остальным тоже. Если повезет, много лет спустя после вашей смерти внук обнаружит старую запись Fun House, но для вас будет уже слишком поздно купаться в лучах славы.

Человек, который «некогда был крутым», — просто жалок.

Все это, думаю я, правильно и разумно. Избыток почтения к старшим почти неизбежно приводит к дурным последствиям. Я хочу, чтобы дочь любила меня, и не требую, чтобы она непременно разделяла мое пристрастие к ирландскому элю.

Отпрыски по-настоящему «крутых» людей — например в шоу «За кулисами» — кажутся смущенными и немного мрачными, когда рассказывают о своих отцах, которые по-прежнему играют рок. Как будто они вынуждены, против воли, присматривать за старшими — странными и капризными. Дети могут не знать, что такое «круто», зато они безошибочно способны определить, что такое «отстой».

Ни один ребенок на самом деле не хочет жить в «крутой» семье. Когда я был маленьким, «крутыми» считались родители, которые позволяли курить травку в доме и не запрещали дочерям спать с кем попало. Но, насколько я помню, мы, дети, считали таких родителей очень странными. Разумеется, от них была польза, но отчего они постоянно с нами возились? Почему не могли заняться своими делами? Втайне мы их ненавидели.