Мясорубка Фортуны

Юрий стал беспрестанно «обстреливать» меня из фотооаппарата. Защитные линзы не спасали.

— Прекратите меня щелкать, и, быть может, я скажу вам что-нибудь благопристойное, — проворчал я, пряча под губами вылезшие клыки и прикрывая лицо рукой.

— Не жмурьтесь. Опустите руку. Подарите мне один красивый кадр. Улыбнитесь, наконец, и я перестану вас снимать, — трещал настырный паренек.

— Волочаровское районное телевидение, — Шмыгина отпихнул его бритый наголо коллега — сверстник, и по моим глазам ударила лампа здоровенной видеокамеры.

От городских репортеров мне пришлось спасаться на сцене. Туда им был вход воспрещен.

— Тихон Тарановский! Талантливый писатель, поэт, и мой самый любимый мужчина, — Лиза представила меня гостям праздника. — Тиша, ты моя радость, моя прелесть, мое бесценное сокровище, — она взяла меня за руки и повернулась со мной боком к зрителям. — Я люблю тебя больше жизни… Я тебя обожаю, и хочу всегда быть только с тобой.

Лиза так сильно волновалась, что я не мог разобраться, искренны ли ее слова, или она играет на публику. Когда ты сам постоянно врешь, и все вокруг тебя заливают напропалую, очень трудно выудить крупицу истины из болота лжи.

— Я тоже тебя люблю, Лизонька, — на половине фразы я заподозрил, что говорю правду.

Лиза поцеловала меня… Разве я мог ее отвергнуть под прицелами фотоаппарата, видеокамеры и всяких там смартфонов-планшетов? Наш поцелуй был долгим и, наверное, очень красивым. Фотогеничным. Репортеры остались довольны… Я старался хорошо сыграть свою партию… Я думал, что играю… Но сердце вело себя странно, не беспокойно колотилось, а пело. Как маленький упругий барабанчик, выстукивало мелодию любви.

«Таких чудес с вами давненько не случалось, дорогой Тихон Игнатьевич. Сотню лет, а то и поболе. Пожалуй, с Полины и не было», — завершив поцелуй, я больно прищемил клыками язык. — «И что мне все в голову лезет эта охотница? Не пора ли ей наконец обрести вечный покой?»

— Тиша, как гость нашего города, ты должен разрезать ленту, — Лиза подала мне ножницы — эстафетную палочку.

Растоптанный в пыль Семен под шумок куда-то удалился.

— Что я могу сказать? — я действительно не знал, что говорить. Мысли путались. Душу теребило необъяснимое беспокойство, как если бы сотня моих злобных сородичей окружила «Модный улет». — Городок ваш чудесный, уютный. Буду рад остаться в нем насовсем. А вот к ленточке прикоснуться я недостоин. То привилегия вашего достопочтенного главы, — я говорил страшную ерунду. Перед глазами встал давно покойный основатель Волочаровска Анисим Герасимович Пыжиков. «Мечтаю, чтобы в нашем городе никогда не было никаких вампиров», — твердил Пыжиков на всяком народном собрании. Мне представилось, что, перерезав ленточку, я вызову мстительный дух первого городничего.

«Довольно с меня одного злобного призрака в усадьбе», — приняв решение, я продолжил спонтанную речь:

— Всем вам известно, что даже вампиры — уж на что живучие создания — и те не могут жить без головы. Городу тем паче нужна мудрая голова. Такая, как у многоуважаемого Валерия Денисовича. Пожелаем ему долгих лет и благоприятного правления.

Иван Смолин от злости шевелил усами, как таракан.

Гости замешкались.

Прежде грома торжественного марша в толпе прозвучало подозрительное шуршание, волнами поползли змеиные шепотки…

Оглушенный музыкой, я взглянул с высоты на зрителей и увидел сборище упырей. В первые секунды мне сделалось чуток нехорошо при созерцании злых мордасов, принадлежавших ненавистным честному обывателю мздоимцам, подхалимам, мошенникам, разбойникам и мелким пакостникам широкого профиля. Примерно на пятой-шестой секунде мне стало приятно от осмысления совершенного мстительного действия, от которого круглые мордасы стали прямоугольными, а длинные вытянулись в спицы. Внутри меня разлилось расслабляющее тепло — нежнее, чем от горячей крови загрызенного в хлеву новорожденного ягненка.

К самому концу минутной паузы у меня наступило стыдливое прозрение. Я вспомнил, что среди гостей есть честные горожане, чьи близкие родственники или друзья были съедены моими собратьями, и капельку пожалел о том, что наступил добропорядочным людям на больную мозоль.

Сверля меня осуждающим взглядом, городничий покромсал тупыми ножницами ленточку. Загремели аплодисменты, раздались крики «Ура», над площадью вспыхнули огни фейерверков.

Из-за кулис вышли ведущие концерта — депутат Олег Букашкин, маленький беспокойный мужичонка в клетчатом костюме а-ля Арлекин, и принявшая человеческое обличье Жанна в пятнистом золотисто-черном платье.

От внимательных глаз Лизы не укрылось мое беспокойство. Догадавшись, что я опасаюсь после взрывоопасной речи спускаться в толпу, девушка придумала как исправить мое положение. Шепнула словечко городничему и пару словечек депутату Букашкину, с которым еще не успела поссориться, так как Олег Евгеньевич не состоял в депутатской комиссии по вопросу лужи на улице Весельчаков.