Мятеж

Мы хорошо понимаем, что вопрос с Джиназаковым далеко не только наш местный вопрос, - он выходил за пределы Семиречья. Как быть? - запрашивали мы Ташкент. И - не знаем отчего, то ли второпях, то ли не разобрав дела оттуда прислали убийственный ответ:

- Предпринимайте, как знаете, только помните, что все лежит на вашей личной ответственности.

Тут не сдержался - ответил Ташкенту зло, ядовито, укоризненно. Просил не подчеркивать "личную" ответственность, ибо она подразумевалась сама собою:

- Не угроз хотим, а совета!

И вторая телеграмма оттуда была действительно полна "советов", правда, самых общих, говоривших об осторожности, о необходимости учитывать факт родовой вражды и т. д., и т. д., но все же это была "линия".

Не дождавшись этого ответа, появившегося только на следующий день, мы самостоятельно приняли ряд мер: во-первых, договорились п р и н ц и п и а л ь н о о необходимости Джиназакова арестовать. Момент ареста согласовать и взаимно о нем друг друга оповестить заранее, ежели будем находиться в разных местах. Во-вторых, рано поутру начособотдела сам едет в Пишпек и там лично будет руководить всем делом ликвидации джиназаковщины.

Послать Альтшуллеру на помощь какую-либо вооруженную силу нельзя, нет у самих. Решили передать в его распоряжение стоявшие в Пишпеке кавдивизион и батальон пехоты. Белов вызвал к проводу начальников этих частей и сообщил, что они поступают в распоряжение Альтшуллера...

Так работали всю ночь, а рано утром Кушин уехал в Пишпек. Тогда же Альтшуллеру мы послали шифрованную телеграмму:

Будь осторожен прежде всего - в каждом предпринятом шаге, в каждом слове.

Воинскую силу держи крепко в руках, но до самого крайнего момента и думать не думай пускать ее в ход, не допуская первой стычки: помни, что стычка эта - начало больших событий.

Если придется арестовать - прими все меры к тому (собрания, листовки, воззвания, заседания, приказы...), чтобы эти аресты не производили впечатления гонений на киргизов, - злые языки поторопятся их объяснять именно так; прими предупредительные меры.

Все время помни родовую вражду и в сношениях с теми, кто дает сведения, будь зорок и недоверчив...

Наконец о дне и часе арестов сообщи заблаговременно, чтобы мы здесь согласовали свои действия...

А наши действия сводились к следующему:

I. Как только узнаем, что в Пишпеке момент созрел, арестовываем джиназаковцев в Верном и даем распоряжение о том же в Токмак. (В Джаркенте придется с арестами волей-неволей повременить, - там не на кого положиться.)

II. Все обязанности, которые лежали на джиназаковской комиссии, немедленно передать областному ревкому, о чем объявляем в печати, без тревоги, без особых разъяснений, коснемся только самого факта передачи, указав, что это диктуется необходимостью.

III. Коротко о случившемся известим Турцик, изложим дело, как оно есть, и запросим указания на дальнейшую работу.

IV. В верненской и пишпекской прессе объявляем о случившемся, указав на ряд достоверных, установленных злоупотреблений джиназаковцев, - этим положим предел догадкам, слухам, предположениям, клевете и панике.

V. Быстро распространим воззвание к населению, призвав его к спокойствию и порядку, указав на необходимость тесной и дружной совместно с нами работы.

Так подготовились мы к делу. Джиназаков, узнав, что Кушин в Пишпеке, вдруг выехал оттуда в Верный. Мы недоумевали, как расценивать его приезд. Возобновили слежку. Были наготове. Несколько дней, два-три, прошли в тревожном ожидании. Мы знали, что Кушин облавой ездил в горы, нашел там какое-то оружие.

Близилось. Накалялось. Вот-вот ударит!

Потом телеграмма:

"Перехвачен гонец к Джиназакову. У него отобрана бумага, в ней значится:

"Согласно вашему предписанию, винтовки и патроны приготовлены".

Эту бумагу кто-то послал Джиназакову. Кушин своему заместителю в Верном отдал приказание Джиназакова немедленно арестовать. Заместитель даже забыл поставить нас об этом в известность - арестовал, и мы только через четыре часа узнали, что Джиназаков сидит.

Верно ли, нет ли - объясняли потом, что бумага, попавшая Кушину в руки, была подложная; что "гонец" был подослан каким-то личным врагом Джиназакова, и этот враг джиназаковский сам дал знать Кушину, что у "гонца" есть для Джиназакова секретная бумага. Одни этому верили, другие нет, - весь оборот дела признавали просто ловким ходом самого Джиназакова, который придумал дать делу такой оборот. Во всяком случае, все дальнейшее подтвердило опасения наши насчет джиназаковщины.