Мятеж

— Так разве это похоже на белую банду, а?

Тихо и строго Белов ему ответил:

— Не знаю, брат, не знаю, — сразу не определишь. — А потом добавил еще строже: — Ну, веди-ка нас в боесовет, там, верно, ждут — зачем звали.

Караваев от этого спокойного и строгого тона Панфилыча сразу потерялся, не знал, что дальше сказать, а когда увидел, что Белов уверенно, твердо пошел вперед средь раздвинувшейся притихшей толпы, только кинул ему вслед что-то неудачное и скороходью сам заторопился, догнал, повел к боесовету.

В комнате боесовета народу сбилось до отказа. Тут все члены совета в сборе. Они знали, что из крепости с минуты на минуту должны приехать делегаты, и нетерпеливо их поджидали. Посредине стола торжествующе восседал сам Чеусов. Как только Белов появился в дверях вместе с товарищами — Чеусов к нему:

— Ну, вот, мы вас и ждали. Это вы являетесь хозяином дивизии?

— Я не хозяин, а начальник дивизии.

— Это одно и то же, — чуть сдрейфил Чеусов.

— Ну, — сказал Панфилов, — зачем вы нас позвали?

Кругом с оттянутыми шеями стояли красноармейцы. Они серьезно, сосредоточенно вслушивались в то, что говорили кругом. Иные пересмехались:

— Отта да… Отта самые что ни на есть… Одни главари попались…

— Мы вас хотим допросить, — заявил Чеусов. — Например, мы вам посылали делегатов в штаб, от вас тоже были… И мирное положение вполне было достигнуто… Мы вас уверяли, что хотим избежать кровопролития. Хорошо. Так вот почему же после этого всего вы от штаба в разные стороны выставляли посты, а на крепость направили свои пулеметы?

— Это ложь, — твердо ссек его Белов. — Никаких пулеметов на крепость мы не выставляли. Ложь. А что касается постов в разные стороны — так посты были и от вас: такое создалось положение, нам надо было охранять свой штаб…

— Угу… Так… хорошо, — расправил Чеусов мягкие, пышные усы.

Он сидел, важно развалившись на стуле, и, видимо, с большим наслажденьем смаковал свою новую, неожиданную роль. Он себя в те минуты, верно, почитал не простым допытчиком, а верховным судией: так много самоуверенной важности было у него во всей его фигуре, в позе, во взгляде, в небрежно произносимых словах.

— Хорошо-с… Так… А почему это, — продолжал он, — почему это вы грузили несколько дней назад брички оружием и почему же это вы направили их не куда-нибудь, а именно к озеру Балхашу?

— Киргизов вооружать! — крикнул кто-то от стены.

— Что такое, что за дичь, за вранье, — спокойно спросил Панфилов, откуда вы все это взяли?

— Сам видел.

— Что сам видел?

— Как нагружали… да… да…

— Ну, уж это, брат, — и Панфилов развел руками. — Я заявляю, — вдруг повысил он голос, — заявляю, что никакого оружия за последнее время я не грузил и не отправлял на Балхаш. Это… это выдумка…

Вдруг Караваев стукнул по столу:

— А, что там слушать. Они вам брехают, а вы тут развесьте уши… Идти сейчас же и всех из штаба привести сюда…

— Стой, стой, Караваев, — остановил его Чеусов, — стой, не горячись.

На Караваева действовал окрик, он примолкал.

— Караваев, погоди, а вы, — обратился он к Белову, — вы мне еще на один вопросик ответьте: сколько же это у вас пулеметов в особом и в трибунале?

— Да я-то откуда знаю, они мне не подчинены. У них спрашивайте, при чем тут штаб…

— Да что их слушать, — снова кто-то выкрикнул из толпы, — одно все вранье. В работу их взять…

— Я предлагаю, — рявкнул октавой Букин, — предлагаю все разговоры кончить, а Белова и пришедших с ним посадить в отдельную камеру…

Он грузно поднялся из-за стола, подошел к Панфилычу, взял его за плечо и сказал:

— Ну-ка, идем в кабинет, посидишь, а мы тут сами доделаем.

Белов резко отдернул руку Букина, запальчиво крикнул:

— Это что такое? Не сметь трогать! Знаете, что если вы нас и арестуете, если расстреляете даже — революция от этого не пропадет, не погибнет… Но вам тогда несдобровать… И дело без крови не обойдется: команды особотдела, трибунала и штадива — они даром вам в руки не дадутся… Так и знайте: будет бой, будет кровь! А вы сами присылали делегацию, заявляли, что против кровопролитья.

Все притихли и слушали со вниманием его страстную, обозленную речь.

— Я другое предлагаю, — продолжал Белов, — я предлагаю идти нам вместе к проводу и поговорить с Ташкентом, вызвать командующего; и если он разрешит обезоружить команды — так тому и быть… Тогда без крови. А так идите, попробуйте… Как «они» цукнут!

Речь произвела впечатление. За Беловым тотчас Береснев:

— Ребята, говорю это я — Павел Береснев. Я Белова знаю давно. Это человек хороший. Он не врет. И что он говорит, то дело. Его надо слушать… д…да…

Встал, выпалил, примолк, сел, голову положил на широкие ладонищи.

Тут же случился Мерлин, председатель уревкома.

— Товарищи, вот видите мои худые сапоги? — и он приподнял сапог с отвалившейся подошвой. — Клянусь вам, что не надо никаких насилий. Прошу верить мне, как давно работающему в Семиречье… Миром, миром, товарищи…