Мятеж

— Да! Чтобы сейчас раскрыть! — бухнул Караваев. — А то мы в крепость… И оттуда потребуем как следует… Шутить не будем…

— Мы не потерпим, чтобы дальше обманывали, — подкрепил Караваева Дублицкий. — Это что же такое: вчера в ночь и неведомо зачем из Илийска вызывали к проводу Белова… Ну, да я, положим, не разрешил. Я приказал, чтобы не звали… Знаем мы, зачем зовут…

— Предлагаю выйти, — басисто, осанисто вдруг заявил Караваев, — выйти всем представителям крепости… Надобно совещанье… Свое. Тут что-то не так…

И, отбрасывая стулья, верезжа скамейками, они повскакали из-за стола, выбежали в другую комнату. Говорили кратко, вернулись — и сразу вопрос:

— Будете отвечать али нет?

— Что отвечать, товарищи?

— Шифровки, — спрашиваем, — будут аль нет раскрыты?

— Вот что, — утешаем мы буянов, — сядьте. Прежде всего — сядьте на пять минут и давайте обсудим спокойно… Дело очень серьезное, — его надо решать не сплеча, вдумчиво. А дело в следующем…

В эту минуту тайком выбрался Мамелюк из зала заседаний к проводу и сообщил Ташкенту:

— В данное время в штабе происходит объединенное заседание с боевым советом… Совещание протекает очень скверно… Есть основания определенно думать, что нас за совещанием же и арестуют…

А мы говорили крепостникам:

— Товарищи, установим сначала главное: дорога ли и вам и нам Советская власть?

— Нечего об этом… Дело надо… о шифровках.

— Это и будет о шифровках… Но сначала скажите… все или не все мы за Советскую власть?

— Конечно, все! — сердито крикнул Караваев.

— А власть Советскую оберегает Красная Армия…

— Ладно рацей разводить — дело говори…

— Красная Армия… — повторяем мы последние свои слова. — Здесь, в Семиречье, мы кончаем последние остатки белых…

Крепостники бурно, недовольно заерзали на местах.

И мы торопимся — сразу к делу.

— Эти шифровки — о том и есть: как добить остатки белых… Товарищи, объяснять вам нечего, вы сами люди военные, сами с боем шли по всему Семиречью целых два года… Ну, скажите откровенно… Положим, вот ты, Караваев, сам, — ну был бы ты командиром бригады… Мог ведь быть, не так ли? (Караваев неопределенно самодовольно искривил губы.) И перед тобой враг. Ты отдаешь боевой приказ: что ты его — с площади в открытую станешь отдавать? Нет, не с площади. Тайком. Вот такими же шифровками, не так ли? Ну, так что тут и удивляться, товарищи, когда начальник дивизии отдает секретно свои боевые приказы. Разве это неправильно? И разве…

Вдруг распахнулись двери, быстро вошли несколько человек.

— Представители партии, — отрекомендовались они собранию. — Нас контролерами прислали на телеграф…

Вся обстановка заседания перевернулась. Надо было не упустить момента.

— Вот видите, товарищи, — подхватываем мы, — в дальнейшем даже ни одного слова не пройдет мимо вашего общего контроля. Чего еще?

И таким образом повернули мы разговор, что присутствующие согласились на необходимости в тайне держать оперативные приказы, на том, что знать их надо только начальнику и комиссару дивизии. Этих телеграмм не должен будет касаться даже и сам новоявленный контроль:

Оперативные!

Шифровки Дублицкого, как «оперативные», тоже были забракованы, и на них больше не задерживались.

Внимание сосредоточили на выработке инструкции для контролеров и на проверке того состава, что прислала партия. Затеял эту проверку Караваев и сразу двоим сделал «отвод».

— Почему, — спрашиваем, — они же от партии?

— Хоть и от партии, — заявил он, — а мусульманы, киргизя оба, лучше уж дать «своих»…

Тут мы открыли дебаты по национальному вопросу… Метали громы-молнии. Жарко протестовали. Поколебали. Настояли на своем. Обоих согласились оставить в контроле.

В этот момент с телеграфа прибежали с желанной вестью:

— Ревсовет телеграмму дает!

Эх, куда тут полетели все наши споры-разговоры. Карьером помчались все к проводу. Ташкент сообщал: