Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический»

Есть упоминания, что около трупа стоял матросский караул, есть упоминания, что, наоборот, никакого караула около Вакуленчука не было. Правы, видимо, и те и другие. Когда покойника привезли в порт и положили на молу, матросы некоторое время постояли рядом с ним, привлекая внимание к телу и приколотой на нем записке. Но стоять подле покойника было небезопасно, так как в порту начался грабеж, сопровождаемый драками и поножовщиной, а потом и грандиозный пожар. Поэтому караульные предпочли вернуться на корабль, и Вакуленчук был оставлен в одиночестве. Как говорится, мертвому все одно, а заботиться надо о живых. Фактически труп был брошен на произвол, а потому каким-то чудом не сгорел во время ночного пожара в порту. Впрочем, есть упоминания, что он все же обгорел. По крайней мере, хоронили Вакуленчука уже в закрытом гробу. А так как вся история с похоронами Вакуленчука была политической акцией, то закрытый гроб следует признать явно вынужденной мерой.

Как нам уже известно, во время мятежа на «Потемкине», по некоторым оценкам, было убито до тридцати матросов. Часть из них случайными шальными пулями, часть — вполне прицельно, — это были те, кто пытался спастись с броненосца вплавь вместе с офицерами. Однако по-человечески похоронить решили почему-то только одного Вакуленчука. Это говорит только о том, что на самом деле никакого уважения к Вакуленчуку, как к своему брату матросу, у Матюшенко и его сторонников просто не было. Мертвый Вакуленчук был им нужен лишь для того, чтобы привлечь к мятежу внимание одесской и российской общественности: вот, мол, перед вами зверски убитый офицерами невинный матрос, которого перед смертью еще насильно пытались кормить червивым борщом. Мертвый Вакуленчук был нужен исключительно для политической акции. Если бы он вдруг остался в живых, на его месте оказался бы просто другой труп.

Любопытно, что тела всех других погибших во время мятежа матросов, как и тела офицеров, были просто цинично выброшены за борт в море и торжественные революционные похороны были организованны только для Вакуленчука. Но Матюшенко и его окружение со своей акцией несколько опоздали.

* * *

Читаем воспоминания очевидца одесских событий 1905 года поэта А. Федорова: «Одессу похороны матроса уже не интересовали. Пользуясь попустительством властей, в городе начались массовые беспорядки и грабежи. В центр города и в порт потянулись деклассированные элементы, каких оказалось немало. Ночью вакханалия достигла своего апогея. В городе к этому времени началось нечто страшное. В оставшемся без твердой власти городе начался вселенский грабеж. В порт и в центр потянулся одесский люмпен — “ракло”. Все ждали только ночи, чтобы развернуться по-настоящему. И эта ночь настала!»

Б.И. Гаврилов в своей книге «В борьбе за свободу» пишет: «…Начались грабежи и пожары. По свидетельству очевидцев, “грабежи были делом городских отбросов, босяков, профессиональных воришек и “чистой публики”. Рабочие пускали в ход оружие, умоляли, просили, но ничто не помогало”. Полицейские агенты организовали разграбление винных складов с целью споить толпу и направить ее на погром. Однако призывы к погрому успеха не имели».

Газета «Пролетарий» сообщала: «Настроение толпы было зверское, озлобленное, но вся злоба была направлена против полиции. Во время грабежа один из босяков произнес речь приблизительно такого содержания: правительство прислало нам водку для того, чтобы мы напились и пошли избивать жидов, но этому не бывать; от водки мы, конечно, не откажемся, но бить будем только полицейских чиновников, а не евреев, потому что они — наши товарищи, наши братья и т.д. В толпе раздавались крики “ура!”, “долой полицию!” и т.п. Это свидетельствует о том, что приход “Потемкина” и митинги в порту не прошли бесследно даже для люмпен-пролетарских слоев — революционные настроения начали проникать и в среду деклассированных элементов, которые всегда были орудием реакции.

Направляемая агентами полиции толпа разгромила и подожгла товарные склады. При этом агенты обливали здания заранее приготовленным горючим составом, последовательно переходя от одного пакгауза к другому. В грабежах и поджогах принимали участие солдаты и казаки. Около 22 часов пожар охватил всю гавань, перекинулся на рабочие кварталы Пересыпи. К 24 часам из порта, спасаясь от огня, в город двинулись толпы народа. Но все выходы были оцеплены войсками. Солдаты стреляли сверху в людей, которые метались в огне и дыму. Только отдельным группам удалось прорваться наверх. Обезумевшие люди бросались на солдат с камнями и кусками железа, дрались врукопашную. В них стреляли в упор, добивая раненых прикладами. Штаб-офицер для особых поручений подполковник Сигалев докладывал генерал-губернатору, что в ту ночь войсками “всего израсходовано 1510 патронов, кроме того, поломано несколько прикладов…”»