— Дальше необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот. Я уверен, что большинство судов примкнет к “Потемкину”. Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию.
— Вы серьезно считаете все это возможным, Владимир Ильич? — невольно сорвалось у меня.
— Разумеется, да! Нужно только действовать революционно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, — твердо и уверенно повторил он».
Васильев-Южин примчался в Одессу утром 20 июня, но, увы, «Потемкина» там уже не было. И все же любопытно, насколько реальны были планы Ленина?
Допустим, Васильев-Южин застал бы «Потемкин» в Одессе. Что произошло бы дальше?
Вот точка зрения на этот вопрос историка Б. Никольского: «Если бы Васильев-Южин успел войти в контакт с потемкинцами, и ленинский план был реализован, вплоть до прибытия Ленина на миноносце в Одессу, — любопытно было бы наблюдать процесс общения двух ветвей потенциальной власти, ленинского ЦК, с одной стороны, и бундовско-меньшевистского цукерберговского комитета — с другой. Хотя, учитывая национальную принадлежность большинства членов ЦК, с большой долей вероятности, они нашли бы общий язык. Кстати, обратите внимание на внешность Васильева-Южина. Нельзя не отметить исключительно грамотно подобранного делегата для миссии в Одессе…»
Думаю, что далеко не факт, что Васильева-Южина сразу бы приняли на «Потемкине» с распростертыми объятиями, к тому же признали в нем начальника! К этому времени на мятежном броненосце уже сформировался свой триумвират: Березовский—Матюшенко—Фельдман, который делиться властью с неким примчавшимся эмигрантом вряд ли бы пожелал. Вспомним, как обстреляли из винтовок пытавшегося прибыть на «Потемкин» Губельмана-Ярославского, также метившего в вожаки мятежа. Что касается Фельдмана и Березовского, то в любви к большевизму они на самом деле признались лишь после октября 1917 года, когда большевики стали правящей партией и пребывание в их рядах сулило большие выгоды. До этого же одесские друзья ошивались то в Бунде, то в эсерах. Матюшенко же вообще «по жизни» ненавидел всяких там интеллигентов.
Но допустим, что Васильев-Южин добрался бы до Одессы, взобрался на палубу броненосца, в публичной речи доказал несостоятельность Фельдмана и Березовского и захватил власть на «Потемкине». Что же было бы дальше?
Много ли мог сделать и В.И. Ленин, севши в Румынии на миноносец? При всем уважении к его гениальности и предприимчивости, в успехе данного мероприятия я глубоко сомневаюсь. Ленин не знал флота, а флот не знал его и, думаю, мало бы кто пошел за каким-то швейцарским эмигрантом. Если же принять во внимание таких помощников, как Матюшенко, то, может быть, сама судьба уберегла Ильича от этой авантюры. Всю абсурдность затеи, видимо, понял, приехав в Одессу и разузнав подробности о «Потемкине», и сам Васильев-Южин. Не зря в своих воспоминаниях относительно ленинской затеи он употребляет такие осторожные, но предельно понятные выражения, как «Владимир Ильич явно волновался и, как мне тогда казалось, несколько увлекался», «в таком состоянии я раньше никогда не видел его»… Как знать, может быть, на самом деле Васильев-Южин специально не очень-то торопился в Одессу, понимая, что ничего путного из ленинской затеи не получится.
А может быть, Васильев-Южин мог бы попытаться захватить власть на броненосце, опираясь на матросов-социал-демократов (о настоящих большевиках на флоте в тот момент вообще не могло быть и речи!)? Увы, скорее всего, Васильеву-Южину, даже попади он на «Потемкин», ничего там не светило. В лучшем случае его взяли бы в свою компанию Березовский с Фельдманом, но, скорее всего, даже они его бы просто не пустили на палубу броненосца, как они поступили до него с одесскими социал-демократами. А потому Владимир Ильич мог особенно не волноваться — никто бы за ним никогда миноносца в Констанцию не прислал.
Вообще рассказ Васильева-Южина «о миноносце для Ильича» (если он действительно происходил в реальности) наводит на мысль, что Ленин совершенно не представлял, что же на самом деле происходило на «Потемкине», оставаясь в плену собственных иллюзорных фантазий.