Между тем командование турецкого авангарда, не встретив серьезного сопротивления русских ополченцев и наспех склоченных подразделений, решило не ожидать подхода своих основных сил и одним мощным ударом сходу овладеть городом. Не получилось. У самой городской черты его защитники хладнокровно встретили противника. Орудия были поставлены прямо на площади около православной церкви. По турецким данным, полученным от шпионов, у русских не было никакой артиллерии, но эти сведения устарели, и орудия, прежде чем все они были уничтожены турками, нанесли войскам противника ощутимый урон. Решив, что в Саракамыш незаметно были переброшены регулярные войска 1-го армейского корпуса, турки остановились и решили больше не атаковать, дожидаясь подхода главных сил.
13-го декабря на Саракамыш была брошена подошедшая 29-я турецкая дивизия. Бой был неравный, и русские, уничтожив большое количество живой силы противника, все-таки вынуждены были оставить верхнюю часть города. Но в этот же день наконец-то к Саракамышу стали подтягиваться части, направленные помощником главнокомандующего Кавказской армии генералом Мышляевским. Вначале прибыл 1-й Запорожский полк. Он стал оборонять железнодорожный вокзал. Из Харасана подходил 80-й Кабардинский полк и несколько батальонов; их отправили на Бардусский перевал в 5–6 километрах от города, обладание которым не давало возможность туркам атаковать его с фронта.
Со стороны правого берега Аракса форсированным маршем на помощь спешил со своей пластунской бригадой генерал Пржевальский. Почти все атаки турок были отбиты, но они все же смогли на 600 метров продвинуться к вокзалу, захватили господствующие над ним высоты, лесистый хребет и вплотную подошли к шоссе, отрезав тем самым Саракамыш от войск Кавказской армии. Первым, как это не удивительно, дрогнул помощник Наместника на Кавказе генерал Мышляевский. Хотя он не был непосредственно в Саракамыше, но, получив эти данные, решил, что дальше оборонять город нет никакой возможности и нужно срочно убыть в Тифлис, чтобы принять меры к созданию новой базы и новой армии для Кавказского фронта.
В это же самое время к Кагызману наконец подошла бригада генерала Пржевальского, которую сопровождал батальон пограничников. Его Мышляевский забрал для своей личной охраны, а всем остальным войскам, находящимся в Алашкертской и Диадинской долинах приказал отступать, как только турки усилят давление. Начальник штаба армии Юденич, добровольно взявший на себя командование 2-м Туркестанским корпусом, даже не был проинформирован Мышляевским. Мало того, Мышляевский дал телеграмму командиру 1-го армейского Кавказского корпуса генералу Берхману, в которой говорилось, что теперь ему подчинены оба корпуса — его собственный и 2-й Туркестанский. Однако Юденич видел всю гибельность отданных Мышляевским приказаний. Отход зимой, по снегам, без дорог мог погубить еще вполне способную к сопротивлению армию. Он решил не выполнять приказ генерала Мышляевского, а стоять до конца, хотя в это время армейские интенданты уже начали уничтожать запасы, портить продукты, чтобы они не достались противнику.
Между тем Энвер-паша решил отложить атаки на Саракамыш с флангов и дождаться подхода несколько запоздавшего 10-го корпуса. Защитники же города получили небольшую передышку и продолжили укреплять оборону. 15-го декабря к ним подошли 3-й драгунский полк и пятибатальонная пластунская бригада генерала Пржевальского. В командование Саракамышским гарнизоном вступил генерал Пржевальский. Теперь у него в подчинении находилось 15 батальонов, 6 казачьих сотен, 2 ополченческие дружины и несколько случайных формирований, о которых уже говорилось ранее. У турков же был 51 пехотный батальон, не считая артиллерии.
3-я сотня, в которой служил Сорокин, в полной мере испытала на себе всю тяжесть этих боев. Она не принимала непосредственного участия в обороне Саракамыша, но, находясь на левом фланге группировки, спешащей на помощь защитникам города, и прежде всего 1-й пластунской бригады генерала Пржевальского, она в течение 3-х суток почти не выходила из боев, одновременно воюя с восставшими курдами и обеспечивая войска необходимыми сведениями о противнике. Сорокин в это время делал все возможное, чтобы не допустить обморожения казаков своей сотни. В других частях уже были случаи, когда нескольким пластунам пришлось ампутировать конечности прямо на перевязочном пункте. Когда приходилось заходить в курдское селение, то он первым делом искал у местных жителей гусей, их жир служил по сути дела единственным средством спасения от обморожений.