Мятеж на «Эльсиноре»

И все они поплелись на бак, понурив головы, побежденные.

– Но что такое с лицом этого человека? Что с ним случилось? – спросила меня Маргарэт.

Скрывать дальше можно было, только прибегнув ко лжи, и я предпочел сказать ей правду. Я рассказал ей, как и почему старик-буфетчик, хорошо знавший белых людей и их нравы, облил Райна серной кислотой.

Мне больше почти нечего писать. Мятеж на «Эльсиноре» прекратился. Расколовшейся было на два лагеря командой опять управляют три висельника, которым так же не терпится доставить в порт своего вожака, как мне не терпится засадить их в тюрьму. Первый этап нашего путешествия подходит к концу. При нашей теперешней скорости мы через два дня – самое большое – придем в Вальпарайзо. А оттуда, уже новым рейсом, «Эльсинора» направится в Ситтль.

Мне остается внести еще одну запись в этот необычайный шканечный журнал необычайного плавания, и тогда он будет закончен. Случилось это прошлой ночью. Я весь еще полон впечатлений этих счастливых минут, весь полон трепета и радостных ожиданий.

Мы с Маргарэт вместе проводили последний час второй ночной вахты, стоя у края кормы. Так приятно было чувствовать, как «Эльсинора» под напором ветра несется на всех парусах, легко и плавно скользя по спокойному морю.

Скрытые темнотой, прижавшись друг к другу, мы говорили о нашей любви и строили планы на будущее. И я нисколько не стыжусь сознаться, что я стоял за то, чтобы венчаться не откладывая. Я говорил: как только придем в Вальпарайзо, – посадим на «Эльсинору» новый состав команды и новых офицеров и отправим ее к месту ее назначения. А нас двоих пароходы и скорые поезда живо доставят домой. Ведь в Вальпарайзо, как во всяком городе, есть церкви, и можно взять разрешение на брак, так что мы можем обвенчаться перед тем, как сядем на пароход.

Но Маргарэт была непреклонна. Уэсты никогда не покидали своих судов, – говорила она. Они всегда приводили их в порт, на место их назначения, или вместе с ними опускались на дно. «Эльсинора», выходя из Балтиморы в Ситтль, была под командой Уэста, и теперь, выходя из Вальпарайзо с новым составом команды и офицеров, она должна прийти в Ситтль с одной из Уэстов на борту.

– Но подумай, моя дорогая, ведь это плавание займет еще несколько месяцев, – возражал я. – Вспомни, что сказал Генлей: «Каждый поцелуй отнимает у нас частицу нашей жизни».

Она прижалась своими губами к моим.

– А мы все-таки будем целоваться, – сказала она.

Но я, дурак, не понял.

– Ах, эти скучные, скучные месяцы, – жалобно затянул я.

Она засмеялась своим журчащим смехом.

– Глупый, глупый ты мальчик! Неужели ты не понимаешь?..

– Я понимаю только, что от Вальпарайзо до Ситтля тысячи миль.

– Нет, ты не хочешь понять.

– Да, я дурак, – согласился я. – Я знаю одно: мне нужна ты, мне нужна ты!

– Ты милый, и я тебя очень люблю, но ты ужасно глуп. – И, говоря это, она взяла мою руку и приложила ее ладонью к своей щеке. – Ну, говори, что ты чувствуешь?

– Горячую, очень горячую щеку.

– Это оттого, что я краснею за твою недогадливость, благодаря которой мне приходится сказать все самой, – пояснила она. – Ты ведь сам только что сказал, что в Вальпарайзо можно добыть разрешение на брак. Ну, и… и…

– Ты хочешь сказать?.. – пролепетал я, не смея верить.

– Вот именно, – подтвердила она.

– Так наш медовый месяц мы проведем на «Эльсиноре», в пути из Вальпарайзо в Ситтль? – воскликнул я, не помня себя от радости.

– Ах, эти скучные, скучные месяцы! Ах, эти тысячи миль! – затянула она, передразнивая меня, но я поцелуями заставил ее умолкнуть.