Мятеж против Ельцина

Сначала он сказал, что внимательно следит за моими публикациями в «Советской России» и считает, что я в целом правильно отражаю взаимоотношения в руководстве: экономическую и политическую войну против Союза, которую под флагом суверенитета ведет Россия. С этой темы разговор естественным образом перешел на злобу дня. Горбачев заявил, что он не видит политических и экономических причин для развала Союза, что все дело в неукротимом властолюбии Ельцина, его нежелании иметь конкурентов. Ельцин даже не понимает, что значит «прекратить Союз», какой пласт военных, дипломатических, правовых проблем это потянет, сколько миллионов человеческих судеб перевернет…

Я согласился, что политика российского руководства замешана на авантюризме. Рано или поздно люди это поймут и тогда Ельцина, обманувшего их, возненавидят куда более люто, чем ненавидят Вас… Бестактность, конечно, но мне захотелось сказать это Горбачеву. В ответ — ни улыбка, ни усмешка — взгляд.

Почему распался Союз? Можно ли было это предотвратить? Горбачев повторил свою любимую мысль о пагубности насилия в политике. Я согласился, но с оговоркой: да, сейчас поздно, не поможет. Но когда загорелся первый дом в деревне —1988 год, Нагорный Карабах — надо было действовать жестче и использовать все возможности, чтобы загасить этот очаг. Горбачев тут же свернул эту тему, было видно, что она ему неприятна.

Далее речь зашла о ближайших перспективах. Я сказал, что самое страшное, что только может случиться — полное безвластие в стране, которое воцарится, если российская власть себя дискредитирует и ей перестанут подчиняться. Это будет настоящей катастрофой — ни Союза, ни России.

— Что же делать, собирать союзный съезд? — спросил Горбачев. Я возразил: по-моему, это бесполезно, время упущено. Созыв съезда будет воспринят в республиках как попытка опрокинуть их решение, вступить в конфронтацию. Съезд, возможно, придется собрать летом или даже раньше, если начнется прямой развал государственных структур. Да и конституционные вопросы остались неурегулированными — если Союз на самом деле прекратился, это надо оформить конституционно. Горбачев ответил, что надо подумать, а с последним согласился.

Во время нашего разговора Горбачева дважды отвлекал телефон, точнее, электрический сигнал на большом пульте слева. Затем подошел с запиской секретарь. Горбачев прочитал записку, сложил ее вдвое, вздохнул:

— Просится Собчак, у него самолет. Если хотите, можете подождать, минут через 15–20 продолжим.

Пережидать Собчака мне не захотелось:

— Не стану отнимать у Вас время.

— Заходите, всегда буду рад Вас видеть.

В приемной, действительно, сидел, прикрывшись газетой, Собчак. Памятуя о его ярком выступлении в поддержку соглашения об СНГ, я меньше всего ожидал его здесь увидеть. Пришел добить, наговорить гадостей? Вряд ли. Стало быть, извиниться, оправдаться, отмолить грех на будущее?.. Попрощавшись с секретарем, я закрыл дверь приемной.

Скользя по булыжникам Красной площади, я мысленно прокручивал только что состоявшийся разговор с Горбачевым. Может быть, надо было все же остаться? Зачем? Впрочем, если бы удалось встретиться с ним в другой обстановке, он мог бы рассказать, наверное, немало интересного…»

* * *

И в заключение приведу запись-размышление из своего дневника от 22–28 октября 1991 г.

«Итак, ненавистного Центра больше нет, суверенитет завоеван… Может, кто-нибудь сказать: за что воевали!? Нет, ни против кого — это все знают — а именно за что, за какие цели? По здравому размышлению приходишь к выводу, что в этой войне союзные республики крепко проиграли: за суверенитет по отношению к СССР заплатили всем остальным своим суверенитетом… Самое время подсчитать, во что обошлась народу эта война.

Экономика развалена. Стремительно раскручивается спираль инфляции. Единой армии нет, появились республиканские армии и вместе с ними — угроза межреспубликанских вооруженных конфликтов по югославскому образцу. Разрыв традиционных устоявшихся связей больно ударил по русскоязычному населению в республиках. Специалисты прогнозируют, что уже в ближайшее время в Россию хлынут миллионы беженцев. Очаги межнациональной напряженности вспыхнули и в самой России. Международные позиции СССР утрачены. Место некогда великой державы заняла кучка грязных оборванных побирушек, клянчащих кредиты и гуманитарную помощь на всех международных перекрестках.

Что мы приобрели в этой войне? Демократические свободы? Призрак рынка? Приватизацию, удивительно похожую на организованное расхищение государственной собственности? Коррупцию на всех этажах государственной власти? Новые права и привилегии для кучки российских бюрократов? Грубую дезинформацию общественности «свободными» российскими СМИ, успешно продолжающими «лучшие традиции» прежнего «советского» агитпропа?..