Мятеж реформаторов: Когда решалась судьба России

И еще одно — когда порицающие декабристов историки говорят о необходимости атак на площади, то никогда не называют цели этих атак. Кого надо было атаковать? Противостоящие полки, вынуждая их защищаться? Что дали бы эти атаки?

Ставку Николая, чтоб захватить его в плен или уничтожить? Но конная группа — Николай и его "штаб" — не стала бы дожидаться, пока пехота добежит до нее.

Единственным осмысленным объектом атаки могли стать орудия, выдвинутые для стрельбы. Но они были выдвинуты в последний период восстания, когда гренадеры Панова уже стояли обводом вокруг московского каре и, стало быть, не могли быть использованы для атаки.

Брошенная на орудия — к углу бульвара и площади — колонна матросов неминуемо была бы отсечена от остальной массы восставших и контратакована во фланги.

Остается только повторить: в той ситуации, которая сложилась на площади (а сложилась она потому, что был сорван план Трубецкого), восставшие могли только защищаться и вести переговоры, надеясь, что их твердость заставит правительство пойти на уступки. То есть в конечном счете реализованной оказалась идея Батенькова — "собрать толпу и заставить вести с собой переговоры".

В том, что происходило в Петербурге после девяти часов утра, была своя крепкая логика. В возникшей и стремительно развивавшейся ситуации диктатору Трубецкому просто не оставалось места.

Мы видели, что изменить он, по сути дела, ничего не мог.

Он мог разделить со своими сподвижниками их военную трагедию. Но он всю первую половину дня жил и действовал по своей прежней логике, которая не дала ему этой возможности.

И быть может, князь Сергей Петрович, избежавший казни, но проживший невеселую жизнь человека, не могущего оправдаться, не раз пожалел, что не оказался в каре у монумента первому императору…

Чтобы закончить тему "декабристских ошибок" 14 декабря, надо сказать о трех "классических" обвинениях: стояние на площади, с которым мы разобрались; необъяснимое нежелание Панова захватить дворец, которое мы объяснили; наконец, орудия Гвардейского экипажа, которые не были почему-то взяты на площадь, что оставило восставших без артиллерии. Орудия действительно стояли в арсенале Экипажа. И на площадь их взять можно было. Но стрелять из них на площади никто бы не смог: все артиллерийские заряды в столице хранились в специальной артиллерийской лаборатории, из которой их с трудом получили даже посланцы генерала Сухозанета. Так что и эта ошибка декабристов ошибкой не была.

Те лидеры тайного общества, те молодые офицеры, которые вступили в действие, вывели солдат на площадь и на площади защищались, вели себя в конкретных условиях идеально точно. Они делали именно то, что могли в этих условиях делать.

И ответственность за провал восстания лежит совсем не на них.

Они и после крушения плана, в сумятице сбитой последовательности действий, неясных задач, отсутствия единого командования, сделали так много, что до последнего момента качались весы…

И Николай это прекрасно понимал.

ОТСТУПЛЕНИЕ Об ИЗВЕСТНЫХ И НЕИЗВЕСТНЫХ ГЕНЕРАЛАХ

Восстание 14 декабря продолжалось около пяти часов. Настоящие боевые действия — обстрел картечью боевых порядков мятежников и подавление артиллерийским же огнем слабых попыток возобновить сопротивление — заняли не более получаса.

Кавалерийские атаки на каре были демонстрацией в куда большей степени, чем боевыми атаками.

Настоящая борьба на площади в этот день была психологической борьбой, борьбой за настроения гвардейской массы. И можно с полной уверенностью сказать, что если бы перед фасами московского каре и фронтом Экипажа ходили не штабс-капитаны, лейтенанты и поручики, а полковники, то настроение оказавшихся на стороне Николая полков было бы иным — пассивное сочувствие восставшим могло при определенных условиях стать активным, А условия эти — например, агитация или прямой призыв членов тайного общества, в немалом количестве находившихся в рядах правительственных войск, — в свою очередь, могли возникнуть при наличии штаб-офицеров в лагере восставших.

Особенность восстания 14 декабря, о которой нельзя ни на минуту забывать, состояла в том, что мятеж проходил под "законным лозунгом". Нарушителем закона, самозванцем, мятежником в глазах восставших полков был именно Николай. Солдаты прямо называли его сторонников — изменниками. Лозунг верности первой присяге, клятве, крестоцелованию, конечно же, не исчерпывал солдатских надежд и желаний, но он был на первом плане. И каждый фактор, укреплявший эту видимость законности действий восставших, оказывался жестоким ударом по лояльности солдат к Николаю. Присутствие в рядах восставших штаб-офицеров, а в идеале хотя бы одного генерала, должно было мощно повлиять на сознание пехотинцев и кавалеристов, окружавших Сенатскую площадь.