— Не совсем, — я вдохнула поглубже, выдержав паузу, перед тем как перейти к сути. — Вы уже однажды говорили о том, как намерены со мной поступить. Тогда у меня еще были кое-какие надежды и иллюзии, которых нет теперь, — сказала я. — Я не знаю, что вы выберите в качестве достойной кары, но в любом случае прошу вас позаботиться о том, чтобы Жанна была передана моим родным.
— Кому именно вы хотите, чтобы я передал Жанну?
— Моему брату Жаку, он приезжал сюда зимой, вы его, наверное, видели.
— Можете не волноваться, я выполню вашу просьбу.
— Без уловок? — я позволила себе хамство, потому что это было слишком важно для меня.
— Без уловок, — подтвердил дон Алонсо.
Я поблагодарила его, ободренная тем, что он согласился, вот так, сразу.
— И еще… я хотела…
— Зная вас, можно было догадаться, что одной просьбой дело не ограничится, — насмешливо заметил дон Алонсо.
— Прошу вас, дайте мне договорить. Не думайте, что мне легко сказать то, что я собираюсь.
В ответ он промолчал, показывая, что готов меня выслушать.
— Мне кажется всем уже довольно скандалов. И вам, и мне. Вы можете запереть меня в монастырь, уличив в супружеской неверности. Можете обвинить в суде. Но что-то мне подсказывает, вы предпочли бы обойтись без очередного ярмарочного представления. Поэтому я решила рискнуть и поговорить с вами: я могу принять постриг сама, по собственному желанию, и тогда скандала не будет. Но, вы правы, если думаете, что я поставлю свое условие.
— Какое же?
— Жанна останется вашей дочерью. Не перебивайте, дайте мне договорить, — добавила я, хотя он не успел ничего сказать. — Вы прекрасно знаете, какая судьба ждет незаконнорожденного ребенка. Тем более девочку. Она чудесный ребенок, и ни в чем не виновата. Виновата я. Видит бог, я хотела иметь детей в браке, но Господь послал мне свой дар, когда посчитал нужным. Король действительно ее отец. Я надеялась, я все делала, что бы он полюбил ее. Вы же сами видите, как она тянется к вам, к любому мужчине, готовому взять ее на руки… — я задохнулась от слез, и, отвернувшись, пыталась успокоиться. Мне нелегко было вслух сказать то, что я боялась признать даже наедине с собой.
Солнце уже клонилось к закату. Постепенно я успокаивалась, предоставив ветру осушать мои слезы. Дон Алонсо, молча, стоял за моей спиной. Наконец, я повернулась к нему и спросила, понимая, что продолжать говорить я не могу:
— Что вы хотели мне сказать?
Он окинул внимательным неспешным взглядом ломаную линию горизонта и так же неспешно произнес:
— Я хотел бы быть уверен, что во время моего отсутствия никто не заболеет, не заснет странным сном и не сбежит из замка, — он перевел взгляд на меня и продолжил: — Вы можете дать мне такую гарантию, мадам, или мне придется запереть вас на время отъезда?
Я склонила голову, признавая поражение.
— У меня нет выбора, и вы это знаете. Вам нечего опасаться, даю слово.
— Без уловок? — совершенно серьезно спросил он.
— Без уловок, — улыбнулась я сквозь слезы.
С первой проклюнувшейся зеленью, дон Алонсо поехал осматривать свои владения.
Из немногих растений, которые скудно зазеленели на склонах, почти все были мне не знакомы. Я с любопытством наблюдала за Хосефой, чистившей коренья на кухне и кидавшей их в бурлящий котел. Признаться, вкус у похлебки получился не самый приятный, но я заставила детей вычистить миски до донышка. Больше мне понравился салат из побегов молодого кустарника, их нарезали и ели сырыми.
Начался сезон гроз. С уходом большей части мужчин, ворота замка наглухо заперли, и проходящие караваны можно было только разглядывать с крепостной стены, когда они шли по дороге или когда останавливались в специально построенном помещении под стенами замка, которое к весне успели подготовить и починить.
Днем было уже тепло, и я достала наши с Жанной домашние летние платья. Приятно было почувствовать себя нарядными, я распустила Жанне волосы, и Фернандо сказал, что мы обе очень красивые.
Мужчины вернулись в конце июня, загорелые и обветренные. К тому же дон Алонсо сбрил бороду, так, что издалека я его даже не узнала. Они привезли запасы провизии, холсты, Фернандо получил обещанный меч и маленького пони, а Жанне достались золотые браслеты. Теперь в замке постоянно толклись посторонние, и донья Хуана целыми днями пребывала в тревоге, как бы чего не пропало, и ежевечерне призывала всех проявлять бдительность.
Дон Алонсо молчал. По возвращении он ни словом не обмолвился о нашем последнем разговоре. Что до меня, то мне и вовсе не хотелось торопить события и переезжать в монастырь. Конечно, это не столь далеко от Эль Горра, и пейзаж, скорее всего, будет уже привычным, но там не будет моей дочери, а я навсегда потеряю свободу и погружусь в молитвы. Видит бог, я никогда не чувствовала себя предназначенной для монастырской жизни, и уж тем более, готовой к ней. При мысли о предстоящем, мне становилось страшно. Поэтому, видя, что дон Алонсо избегает меня, я тоже не стремилась попадаться ему на глаза.