Мятеж в империи (СИ)

И вот мы уже прибыли в больницу, которая преобразилась до неузнаваемости. Нововведений много, сестры милосердия уже в другой униформе. Профессор признал давно, что мое предложение заменить апостольник, платье, передник и подъюбник на шапочку в виде колпака и халат — правильное решение. Единственное, в армии все осталось как прежде, но в больничных стенах работать лучше таким образом. Все больницы Екатеринбурга еще не перешли на новый, так называемый, дресс-код, Портейг объявил, что это эксперимент, но уже все понимают, что так удобнее. Конечно, столкнулись с противниками среди медицинского персонала при таком новшестве. Кое-кто продолжает возмущаться и прямо говорит, что сие есть что-то от разврата. Ну, не знаю, халаты почти до пят, менять их удобно, да и цена за униформу значительно ниже, а удобство неоспоримо. Появились у нас и носилки-каталки, кресла для передвижения больных, моему конструктору понадобилось всего полдня, чтобы ухватить предложенную идею и выдать чертежи. Сделать же их на заводе, где выпускаются бронемашины (из отходов металла) не составило никакого труда. Правда, на этом все, больше ничего не переиначивал, если не считать, что Семен Иванович, время от времени, объявляет о новом каком-то препарате или микстуре против болячек.

— Здравствуйте, Анжела, — поздоровался я, входя в палату к певице.

Молодая женщина лежит под одеялом, на тумбочке стоят различные лекарства, около кровати таз, как полагаю его используют, когда певицу рвать начинает.

— Она сейчас заснула, — поднялась со стула, стоящего у окна, сестра милосердия.

— Давно уснула? — спросил Портейг, подходя к больной и осторожно беря ту за руку, одновременно доставая часы из кармана.

— С полчаса назад, до этого ее вырвало, — вздохнув ответила сестра милосердия и добавила: — Совсем бедняжка обессилила.

— Спасибо голубушка, — буркнул Портейг, а потом на меня посмотрел: — Пульс понижен, но не критично. Испарина, слабость и рвота, при этом ничего не ест и не пьет, вливаем глюкозу, чтобы совсем не обессилила. Ранение перевязывал вечером, заживление идет, но из-за спазмов не так как хотелось бы. Что скажешь?

— Отравление исключили? — поинтересовался я.

— Ваня, — ласково проговорил Портейг, — ей влили уже до хрена глюкозы, прокололи различными антибиотиками, на отравление это совершенно не похоже.

— А какие анализы брали? — задумчиво спросил я, подходя к изголовью больной и пытаясь расслышать, что та бормочет. — Кстати, бред у нее давно?

— Кровь, моча — более-менее в норме, отклонения незначительны, а с учетом ранения, то и вовсе на них внимания можно не обращать, — махнул руками мой компаньон.

— Остается только предположить, что такая психологическая реакция на стресс, — пожал я плечами.

— Снотворное ей давали, — поморщился профессор. — Спала, а как проснулась, то сразу же ее скрутило.

— Семен Иванович, если периодичность того или иного симптома отсутствует, то дело не в физической болезни, — махнул я рукой, а потом добавил: — Повторюсь, диагност из меня тот еще, как и доктор, хотя заслуженную, точнее, незаслуженную степень вы мне выбили.

— Разбудим и поговорим? — не обратил никакого внимания на мои последние слова Семен Иванович.

— Попробовать можно, — протянул я, прикинув, что время у меня сейчас есть, хотя стоило бы где-нибудь отыскать тут свободную койку и отдохнуть.

— Голубушка, принесите нам с коллегой по стакану крепкого чая, — обратился Портейг к сестре милосердия, а потом на меня глянул и руки развел в сторону: — Иван Макарович, извини, но твоего любимого кофе тут нет.

— Сделаю, — удалилась из палаты сестра милосердия.

Портейг осторожно потряс за плечо Анжелу, та что-то пробубнила и открыла глаза. Зрачки резко расширились, певица ладонью рот прикрыла и резко на кровать села.

— А ну-ка прекратить! — рявкнул я. — Охренела совсем?! Ты чего себе позволяешь и над персоналом издеваешься?! Чтобы не видел тебя блюющей, на это со стороны смотреть невыносимо!

Ну, наверное, мог бы так и не орать. Портейг в изумлении на меня уставился, а Анжела даже глаза прищурила, готовится устроить мне отповедь. Ха, три раза! Я-то не собираюсь останавливаться. Отчитываю ее как дитя неразумное:

— Это же что, мля, за поведение?! Довела себя и весь персонал больницы! Занимаешь место, которое необходимо нуждающимся!

— Что вы себе позволяете?! — яростно сверкая глазами, воскликнула Анжела.

— Блевать уже не тянет? — склонил я голову к плечу.

— Э-э-э, перехотелось как-то, знаете ли! — ответила раненая.

Оглянулся я на профессора, а тот крякнул, одобрительно или нет — не понял. Махнул я рукой и направился на выход, рассчитывая где-нибудь койку отыскать. Странное поведение певицы лежит в области мозга, пусть с ней психиатры разбираются и лечат данную зависимость. Скорее всего, моя «взбучка» носит временный характер, теперь дело за Портейгом.

— Барышня, — обратился я к сестре милосердия, спешащей в палату с подносом в руках, на котором две кружки чая и какие-то булочки, — мне бы отыскать свободную койку, чтобы часик подремать.