Трис Прайор и её возлюбленный Тобиас спасаются от преследований и одновременно пытаются понять, что за загадочную информацию о мире в котором они живут, от них скрывают.Продолжение «Избранной» вышло на русском языке довольно скоро. Заинтригованные поклонники хотят, наконец, узнать, что за чертовщина творится в Чикаго недалёкого будущего, как появилось разделённое на фракции общество, что это за «ограда» вокруг города и что там, за ней.В первой части главные герои особо не обращали внимания на эти странности, занятые межфракционными разборками и выяснениями отношений внутри фракции Лихачества, которую избрала Трис. Во второй части, к сожалению, мало что изменилось: глобальный сюжет, посвящённый разгадке тайн мироустройства, получит развитие только на последней странице, когда всплывёт та самая информация, из-за которой разгорелся весь сыр-бор. Заодно финал романа послужит отличным «крючочком» для завершающей части трилогии.Чем занята наша «избранная» героиня на всём протяжении остальной книги? Попытками разобраться, кто ей друг, а кто враг, усложнением отношений с любимым парнем, бессмысленным самопожертвованием ради близких, трудноразрешимым внутренним конфликтом «семья против фракции», скитаниями из одного убежища в другое и прочими вещами, ни на шаг не продвигающими сюжет. Действий и разговоров много, но смысла в них мало.Кое-какая польза в этих метаниях для читателя, конечно, есть: мы получаем сведения о быте и ценностях фракций, лишь вскользь упомянутых в первой части — Правдолюбия, Товарищества и Эрудиции, а также узнаём больше об изгоях-бесфракционниках. Время от времени герои повторяют, что не худо было бы построить новое общество без всяких фракций, — и быстро забывают об этом, возвращаясь к привычным ценностям. К тому же среди нагромождения экшена автор «путается в показаниях». Например, в одном из напряжённых моментов героиня сначала отказывается брать в руки оружие, через пару страниц вовсю стреляет, а затем снова вспоминает о том, что она, оказывается, безоружна!
Фантастика / Социально-философская фантастика18+Вероника Рот
Мятежная
Правда, как и дикий зверь, слишком сильна, чтобы оставаться в клетке.
Глава 1
Я проснулась с его именем на устах.
В моем сознании снова всплыла все та же картина — как он замертво рухнул на асфальт. Я убила его.
Сейчас рядом со мной сидит Тобиас, положив руку мне на левое плечо. Вагон поезда стучит по стыкам рельс, у дверного проема затаились Маркус, Питер и Калеб. Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, пытаясь хоть как-то ослабить напряжение, сдавившее мою грудь.
Всего лишь час назад произошедшее казалось мне нереальным. А теперь — нет.
Я стараюсь глубоко дышать, но без толку — напряжение не исчезает.
— Давай, Трис, — шепчет Тобиас, пытаясь поймать мой взгляд. — Надо уходить.
Слишком темно, чтобы понять, где мы, но, наверное, уже недалеко от ограды. Тобиас помогает мне встать и ведет к выходу.
Остальные начинают прыгать один за другим. Первым — Питер, потом — Маркус, а затем — Калеб. Я хватаю Тобиаса за руку. Мы находимся на краю, ветер дует мне в лицо, словно отталкивая назад, в самую глубь вагона, в безопасность.
Но мы прыгаем в темноту и сильно ударяемся ногами о землю. И боль от пулевой раны в правом плече снова дает о себе знать. Я прикусываю губу, чтобы не вскрикнуть, и оглядываюсь вокруг в поисках брата.
— В порядке? — спрашиваю я, обнаружив Калеба сидящим на траве в метре от меня. Он потирает ушибленное колено.
Калеб кивает, шмыгает носом, чтобы не расплакаться, и я отворачиваюсь.
Оказалось, мы выпрыгнули на траву в нескольких метрах от ограды, возле раздолбанной дороги, по которой грузовики Товарищества возят в город продовольствие. Рядом главные выездные ворота. Сейчас они заперты, наружу не выйдешь. Везде построены сторожевые вышки. Они гибкие и крепкие — на них не заберешься и не повалишь.
— Здесь должны быть охранники, из лихачей, — говорит Маркус. — Где они?
— Очевидно, под влиянием симуляции, — отвечает Тобиас.
Внезапно он замолкает.
— Кто знает, где они и что делают, — наконец, произносит он.
Мы остановили симуляцию. Об этом напоминает вес жесткого диска, лежащего у меня в заднем кармане. Но у нас не было времени оценить последствия. Сейчас мы никак не можем узнать, что случилось с нашими друзьями, с нашими лидерами и фракциями.
Тобиас подходит к маленькой металлической коробочке, закрепленной на правой стороне ворот, и открывает ее. Внутри — клавиатура.
— Будем надеяться, у эрудитов не хватило ума сменить код, — бормочет он, набирая несколько цифр. Когда Тобиас вводит восьмой знак, раздается щелчок, и ворота открываются.
— Откуда ты знаешь шифр? — спрашивает Калеб так резко, что я удивляюсь, как эти слова не застревают у парня в горле.
— Работал на посту управления района Лихачества, следил за системой безопасности. Код мы меняли два раза в год, — отвечает Тобиас.
— Какая удача, — заявляет Калеб, напряженно глядя на Тобиаса.
— Фортуна ни при чем, — парирует тот. — Я устроился туда, чтобы иметь возможность выбраться.
Я вздрагиваю. Он уверен, что мы уже в ловушке. Я еще никогда не думала о нашем положении подобным образом, и, видимо, зря.
Мы движемся плотной группой. Питер прижимает к груди окровавленную руку, ту самую, которую ему прострелила я. Маркус поддерживает его за плечо, чтобы тот не упал. Калеб каждые пару секунд вытирает щеки. Я понимаю, что он плачет, но не могу его утешить. Не знаю почему, но сама я не плачу.
И я просто выхожу вперед. Тобиас молча нагоняет меня и идет рядом, одно его присутствие помогает мне продержаться.
Огоньки — первый признак, что мы приближаемся к району Товарищества. Яркие точки постепенно увеличиваются, превращаются в квадраты и, наконец, в залитые светом окна. Это небольшое скопление деревянных и застекленных домов.
Но прежде предстоит миновать сад. Ноги начинают увязать в мягкой почве, ветви деревьев над головой переплетаются, образуя тоннель. Между листьев висят потемневшие, тяжелые плоды. В нос ударяет резкий сладкий запах подгнивших яблок на влажной земле.
Маркус решительно отходит от Питера.
— Все за мной, — произносит он.
Он ведет нас мимо первого здания ко второму, держась левой стороны. Все строения, кроме теплиц, сделаны из грубо обработанного темного дерева и не покрашены. Из открытого окна слышится смех. Контраст между весельем и отчаянием каменной немотой, которая царит внутри меня, разителен.
Маркус открывает одну из дверей. Здесь отсутствуют меры безопасности — члены Товарищества слишком часто переступают линию, отделяющую доверие от глупости.
Сначала я слышу лишь скрип наших ботинок. Калеб уже не плачет, похоже, он успокоился.