Мятежная дочь Рима

Бриса, возившаяся с Валерией, как возятся с брошенным щенком, вбила себе в голову обучить пленную римлянку кельтским обычаям. Валерия в жизни своей не встречала женщины, больше похожей на мужчину, но ее порой забавляли хоть и добродушные, однако острые и даже иногда скабрезные замечания, которые прекрасная лучница отпускала в адрес мужчин своего клана, — например, раз она весело созналась, что время от времени позволяет себе заниматься кое с кем из них любовью. В отличие от родовитых римлянок она, казалось, не спешит замуж. Такое впечатление, что она вообще не нуждалась в постоянном мужчине. Но при этом она была достаточно привлекательна, чтобы многие из них отчаянно старались ей понравиться, ее засыпали предложениями — когда достаточно вежливыми, а когда и вульгарными. Но Бриса только смеялась над ними. Однако иной раз вожделение оказывалось сильнее ее, и она допускала кого-то из них к себе в постель. Подобная независимость отчасти шокировала, отчасти восхищала Валерию, ведь в обществе, где она воспитывалась, свобода нравов строго осуждалась, что же касается любовных утех, то на это порой закрывали глаза, однако мораль и правила приличия требовали, чтобы их окутывал покров тайны. Как-то раз, не утерпев, она спросила Брису, почему та не стремится замуж.

— Еще не встретила мужчину, который бы позволил мне оставаться собой. Но когда-нибудь я его найду, — усмехнулась та. А пока она по-прежнему жила с родителями, отвергала одного за другим претендентов на свою руку и вообще вела себя как сорванец-мальчишка.

По дороге кельты вспоминали предыдущие охоты и, по своему обыкновению, безудержно хвастались. Орел, описывающий круги в небе над их головами, напомнил кому-то соколиную охоту, мелькнувший в зарослях испуганный олень заставил вспомнить, как они попробовали себя в роли загонщиков, а при виде юркнувшего в нору кролика разговор сам собой перешел на хитрые проделки лисы. Каждый обломок скалы, каждое дерево таили в себе крупицы истории клана, и каждая кочка, каждая долина служили обиталищем добрым духам или богам. Валерии пришло в голову, что эти невежественные люди видят природу совсем по-другому, чем она: для них в отличие от римлян она была живым существом. За пределами мира, в котором они жили, существовал и другой, невидимый, — целая Вселенная, полная легенд и сказаний, и для варваров она была такой же реальной, как вода, камни и листья. Внутри каждого предмета жил злой или добрый дух. Каждое событие обладало своей магической силой. Жизнь в этом мире была словно краткий сон, наполненный поспешными и дикими желаниями, после которого их впереди ждало нечто куда более значительное и бесконечно долгое.

Может, поэтому их беззаботное, безалаберное существование, когда люди думали только о войне, понемногу стало ей понятнее.