— Сомневаюсь, что Старбак или кто-либо еще знает о наших планах на сражение, — сухо заметил Таддеус Бёрд. — Планы на сегодняшнее сражение будут составлены в мемуарах выигравшего его генерала, когда оно будет уже давно позади, — он хихикнул над собственной остротой и вытащил из сумки на ремне одну из своих темных тонких сигар.
— Если твой отец настаивает, чтобы я отправил Старбака в отставку, Адам, то я это сделаю, но думаю, что это ошибка.
Адам нахмурился.
— Тебе нравился Нат, дядя, в этом дело?
— Разве я упоминал о моих вкусовых предпочтениях? Или привязанностях? Ты никогда не слушаешь, Адам. Я говорил о способностях твоего друга. Он был в состоянии думать, а это обескураживающе редкое дарование среди молодежи. Большинство из вас полагает, что достаточно лишь соглашаться с господствующей точкой зрения, как поступают собаки или церковная паства, но у Старбака были мозги. В некотором роде.
— Что ж, он забрал свои мозги на север, — Адам резко попытался положить конец этому разговору.
— И свою жестокость, — задумчиво произнес майор Бёрд. — Будем по ней скучать.
— Жестокость! — Адам, посчитавший, что он недостаточно поддержал своего друга нынешним утром, теперь усмотрел шанс защитить Ната. — Он не жесток!
— Любой, воспитанный приверженцами самой пылкой вашей церкви, наверняка усвоил свойственное Богу безразличие к жизни и смерти, что наделило юного Старбака талантом к жестокости. А в эти смешные времена, Адам, нам понадобится вся жестокость, которой только мы сможем разжиться. Войны не выигрываются с помощью галантности, а лишь усердной резней.
Адам, действительно напуганный этой истиной, попытался прервать явное ликование дяди.
— Ты мне много раз это говорил, дядя.
Майор Бёрд чиркнул спичкой, чтобы зажечь сигару.
— Дураки нуждаются в постоянном повторении даже простейших идей.
Адам взглянул поверх голов молчаливых войск туда, где слуги его отца развели огонь в полевой кухне.
— Принесу кофе, — с важностью провозгласил он.
— Ты не можешь ничего принести без моего разрешения, — лукаво заметил майор Бёрд, — или от тебя ускользнуло, что в отсутствие твоего отца я являюсь старшим офицером?
Адам посмотрел вниз с высоты своего седла.
— Не говори ерунды, дядя. Может, я все-таки скажу Нельсону, чтобы принес тебе кофе?
— Нет, пока не обслужит солдат. Офицеры — не члены привилегированного класса, Адам, а просто люди, обремененные большой ответственностью.
Адам подумал, что дядя Таддеус извратит и превратит самое простейшее дело в клубок трудностей. Адам гадал, почему его мать настаивала на том, чтобы сделать своего брата военным, но потом осознал, что лишь для того, чтобы позлить отца. При этой мысли он вздохнул, а потом натянул поводья.
— Прощай, дядя, — Адам развернул лошадь и, не спросив разрешения уехать, вместе с Ридли пришпорил коня.
Солнечные лучи наконец достигли западного склона холма, отбрасывая на траву длинные косые тени. Майор Бёрд расстегнул нагрудный карман мундира и вытащил оттуда завернутую в ткань визитную карточку с фотографией Присциллы.
Тщеславия ради она сняла очки, когда позировала для этой фотографии, и смотрела близоруко и неуверенно, но Бёрду она казалась совершенством. Он прикоснулся губами к твердой карточке с неуклюжим дагерротипом, а потом благоговейно завернул ее в клочок ткани и положил обратно в карман.
В полумиле позади Бёрда, в шаткой сторожевой башне, устроенной в спутанных ветвях с ведущей вверх ненадежной лестницей, взбирающейся к площадке на высоту тридцати футов, двое часовых готовились исполнить свой долг.
Часовые являлись сигнальщиками, общающимися друг с другом с помощью семафорных флажков. Эти сигнальные башни были построены, чтобы генерал Борегар мог оставаться на связи с широко раскинувшимися флангами армии.
Один из сигнальщиков, капрал, снял крышку с тяжелой подзорной трубы, установленной на штатив, которую они использовали, чтобы прочесть сигналы флагов с ближайшей башни, подкрутил фокус и направил ее в сторону лесистых холмов, лежащих к северу от рядов мятежников.
Он увидел, как солнце ярко осветило крутую крышу церкви на холме Садли, а сразу за ней простирался пустынный луг, по которому между пастбищами с пышными травами серебрилась речушка Булл-Ран.
Ничто не двигалось в этом пейзаже, кроме небольшой женской фигуры, появившейся у церковной двери, чтобы выбить пыльный коврик.
Сигнальщик повернул подзорную трубу на восток, где стоящее низко над горизонтом солнце покрылось дымкой от несметного числа костров. Он был уже готов повернуть подзорную трубу в сторону ближайшей сигнальной башни, когда заметил человека, появившегося на голой вершине холма примерно в миле позади Булл-Ран, со стороны врага.
— Хочешь увидеть проклятого янки? — спросил капрал своего товарища.
— Глаза б мои не глядели, — отозвался второй сигнальщик.
— А я как раз смотрю на одного из ублюдков, — возбужденным тоном заметил капрал. — Черт возьми! Так всё-таки они там!
И готовые вступить в драку.