Мятежник

Они все в театры ходили, на тусовки какие-то. Она ведь вроде как художница была. Юное дарование! Чем она его охмурила, понять не могу. Он ведь простой парень был до этого. И вот я узнала, что у нее самой выставка намечается небольшая. Рисунки ее, то есть. Ну, я пробралась туда накануне. Это ж просто в клубе каком-то дурацком было. Ни охраны, ничего. Прошла просто вечером, открыла дверь. А там три комнаты этой мазни. По стенам развешано. Я увидела – чуть не упала! Это ж надо, на кого променял меня мой ненаглядный! Ни черта понять невозможно! Кружочки какие-то, треугольники пестрые. Как курица лапой. А если люди – то все синие, страшные, носы набок свернуты. «Ладно, – думаю, – устрою я тут тебе художество!» Эх, я и повеселилась тогда! Вовек не забуду! Я сперва рвала их просто, а потом надоело. Я ручку достала и подрисовала кое-что этим уродцам. И написала все, что я думала. Я потом домой шла и прямо подпрыгивала. Мне уже больше ничего не надо было! Вот это кайф был! Честно...

– Что-то мне не понравилось в твоем рассказе, милая... – задумчиво произнес Ираклий. – А, вот что! Нельзя употреблять слово «кайф». Это плохое слово, уродливое. Есть же простое русское слово «счастье». И это не просто слово, дети мои! Это – символ! Это то, ради чего мы живем. И как видите, достичь его – совсем просто. А что касается твоей маленькой мести... Ты была права, дочь моя. Ты была полностью права. Эта негодяйка обидела тебя. И ты имела полное право отомстить ей. Не допускайте унижения себя, ибо вы – лучшие, и если кто-то встал на вашем пути, он посягнул на лучшее. Да, вас обижали всю жизнь. Такова правда – большинство из вас слабы телом, слабы духом, вы не сумели найти себя в этой жизни, будучи вытеснены с лучших мест более наглыми и приспособляемыми людьми, готовыми переступить и через дружбу, и через совесть, и через любовь ради наживы. Но говорю вам – вы найдете себя здесь. Нас мало сейчас, но будет все больше и больше! Вы будете поддерживать друг друга, и дух ваш окрепнет, и перестанете вы бояться врагов своих. Ибо я с вами, дети мои...

Игорь снова отвлекся от речи отца Ираклия, текущей непрерывным потоком. Он скосил глаза на девушку, которая сидела справа от него. При лунном свете обнаженная грудь ее белела ровным молочным светом. Игорь представил – вот эти треугольнички незагорелой кожи, эти аккуратные розовые пирамидки закрывал купальник, и девушка лежала на пляже, устремив в небо два упругих холмика. Но теперь ничто не закрывало это чудо природы и он мог свободно разглядывать его. Ираклий попросил всех раздеться до пояса перед проповедью.

Впрочем, особой нужды в этом не было – под воздействием пьянящего зелья многие сами посрывали одежду и побросали ее как попало на поляне. Игорь, ежась, снял куртку, свитер, рубашку, майку (одевался-то по сезону!) и аккуратно повесил их на ветку. В этот момент он пожалел, что не выпил отвара – ледяной осенний ветер схватил его в свои клещи так, что стало больно дышать. Впрочем, это было не самым худшим последствием того, что Игорь избежал действия наркотика. Он скоро перестал ощущать холод, потому что все они – и парни, и девчонки – уселись на траве, тесно прижавшись друг к другу теплыми телами. Хуже всего было то, что Игорь необычайно возбудился. Девушка справа от него положила свою голову ему на плечо, а сзади еще какая-то девчонка обняла его руками и ногами, прижавшись к его спине голым животом, и грудью, и еще чем-то, о чем бедный девственник не мог даже подумать без головокружения. Слава Богу, он не снял штаны, но пуговицы на ширинке уже трещали, готовые явить миру то, чего мальчик Гоша так стеснялся. При мысли о том, что эти красивые девчонки могут увидеть его голым (совсем-совсем!), он напрягался еще больше. Там, внизу, уже было больно, там все уперлось в ткань, так что Игорь ерзал и втягивал живот, но стеснялся (а еще больше – боялся) залезть рукой в штаны и поправить свое несчастное хозяйство.