Расин открыл глаза. Теперь Гаерский стоял прямо перед ним.
На его покатых плечах мятый халат – когда-то белый, теперь серовато-грязный – смотрелся нелепо. Вид у Гаерского был ещё более несимпатичный, чем в первую встречу. Распухшую переносицу скрывали два куска пластыря. Рукава неряшливо засучены; оголены бугристые предплечья; длинные засаленные волосы на концах спутаны в сосульки; на лице застыла гримаса восторга.
– Здравствуйте, Вадим Борисович! Ну, теперь-то будем часто видеться! Я здесь работаю санитаром!
Расин не услышал в его голосе злости. Напротив, Гаерский наслаждался моментом. Обнажив редкие желтые зубы, он широко улыбался.
– Зовите меня Эдиком, – радостно проговорил санитар Гаерский. – Так же, как вашего друга. Это будет способствовать установлению нашего с вами взаимного доверия.
Проверив ремни, он откинул простынь, и, присмотревшись, сказал:
– Утка пуста. Прекрасно! А теперь, – он вновь накинул простынь, – теперь мы с вами будем ужинать.
Он обернулся и взял со столика на колесах глубокую алюминиевую миску, наполненную едой, и достал из кармана ложку.
– Мне нужен телефон, – сказал Вадим. – Я хочу позвонить.
– Зовите меня Эдиком, – напомнил Гаерский.
– Мне нужен телефон, Эдик, – повторил Вадим.
Громила поставив миску на маленькую металлическую полочку, улыбнулся.
– Вначале вы должны покушать, – сказал он. – Остальное потом.