За близлежащими плоскостями крыш находились провалы, за которыми вставали новые ряды домов, микрорайонов, жилмассивов, разделенных улицами, проспектами и парками. Окна в домах были темны и безжизненны, а по всем видимым улицам двигались мрачные потоки. И не было видно Днепра, на его месте раскинулась низина.
А справа, за лесом начиналась пустота – зловещая пепельная пустота, в которой тонул взгляд.
Закружилась голова. Вадим плавно спланировал на одну из крыш, на самый край. Присев, он оперся на колено, посмотрел вниз.
Куда идут? Кто создал человечество таким? В этом бессмысленном движении не угадывались черты общества или нации, или признаки индивидуальной души. Не было в нем даже животной естественности.
Поток двигался так, как стекает лава вулкана, – он был безжизнен. И Вадим, сидя на крыше, не находил ни одной разумной мысли, чтобы объяснить все это. Ему не оставалось ничего другого, кроме как созерцать.
В какой-то миг он почувствовал себя каменной химерой, и от этого ощущения мороз прошел по коже.
Чтобы страх не поглотил его, он спрыгнул с крыши, мягко приземлился на тротуар и пошагал среди прохожих в направлении того места, где предположительно находился его дом…Расин шел быстро, не останавливаясь и не разглядывая больше нелегалов-проповедников.
Он прошел не меньше километра и добрался почти до Братиславской, прежде чем что-то заставило его вздрогнуть.
(Прочь отсюда, ибо следующий шаг не будет быстрее.)
Он повернулся и посмотрел.
Прижав хрупкую фигуру мощной рукой к шершавой штукатурке, красный контролер, точь-в-точь такой же, как тот, что с ним недавно толковал, дубасил рыжую девушку. Он бил её в живот, в грудь, по лицу, отчего вид у нее был как у куклы, из которой собрались вытрясти говорящее устройство.
– Незнание… законов… природы… не освобождает от ответственности! – приговаривал контролер своим дивным бас-сопрано, нанося тяжкие удары. – Не!.. Освобождает!.. От!.. Ответственности!!!
Контролер широко улыбался.