Мятежники

В этот же день с просьбой разъяснить значение слов «уездного языка», к Мишелю обратилось еще несколько офицеров: к вечеру его уже так замучили сей немудрящей шуткой, что он не знал, что делать. Хотелось ответить дерзко и прямо, но мешали стыд и обида: он понимал, что все сии вопросы – лживы, что все знают, что слова сии означают, просто смеются над ним. Особенно обидным было, то, что среди шутников оказался тот самый – уже известный ему певец – капитан Муравьев-Апостол 2-й. Он уже несколько раз слышал, как он пел – и это могло примирить его со многим, даже с глупыми шутками и издевательствами со стороны сослуживцев, но когда он тоже, как остальные, подозвал его и начал – очень вежливо: «Господин юнкер, а на каком языке вы со своим Ванькой разговариваете?» Мишель лишь побледнел от обиды и сжал зубы: дерзить капитану он не хотел, а как ответить – не знал. Пришлось ответить так, как он отвечал другим:

– У нас в Горбатовском уезде все так говорят. И батюшка мой на язык остер. Ежели вы, господин капитан, хотите у меня о значении сих слов спросить… то я сразу вам скажу, что ответить не могу: сам не знаю. И Ванька мой не знает! А больше я вам ничего ответить не могу! – Мишель покраснел, отвернулся и бросился прочь. Ему показалось, что капитан смеется ему вслед, но он ошибался…

Сергей пошутил с ним от скуки: ждал уже более двух часов. Матвей, приехал из Полтавы – но не в отпуск, а в командировку. Брат был занят делами, а Сергей – свободен и ждал нетерпеливо – они сговорились ехать обедать к знакомым, он собирался петь там и желал, чтобы за фортепьянами был Матвей. Но дела задерживали брата: они уже опаздывали.

Он скуки и раздражения Сергей уже терял терпение: он не знал, чем себя занять. Мишель попался ему на глаза: Сергей вспомнил вдруг о шутке, связанной с этим мальчишкой, шутке глупой, но не лишенной изящества – ему такие нравились – особенно в чужом исполнении. Сергею хотелось скоротать хотя бы минуту тревожного ожидания… Он позволил себе пошутить, но не успел толком расслышать, что именно ответил ему Мишель: с улицы донесся цокот копыт. У подъезда остановилась коляска Матвея.

– Что ты так долго? – с досадой сказал он брату. – Обещал в пять часов быть, а сейчас семь без четверти. Я уже ждать тебя устал – глупости всякие делать начал.

– Не от себя завишу, сам знаешь. Прости. Что за глупости?

Сергей рассказал. Матвей посмеялся над стыдливым грубияном.

– Как зовут-то его?

– Михайла Бестужев-Рюмин, кажется…

– Подожди, так это же Прасковьи племянник! Помнишь… в Москве его видели, он у нас на Басманной обедал… Не помнишь?

– Как же помню! В мундире не узнал его…

– Зря ты с ним пошутил – он дураком родился: среди ее родни умных людей нет, да и она глупа. Дураки же, как известно, шуток не понимают, – Матвей терпеть не мог вторую жену папеньки и не упускал случая сказать брату о Прасковье что-нибудь желчное.

– Если дураку двадцать раз одну и ту же шутку повторить, то и он поймет… Я его обидел по-моему, Матюша, – огорчился Сергей.

– Забудь о сем. Было бы о чем тревожится. Если дурак – не поймет; если умный – простит…

Анна Муравьева-Апостол с детьми Матвеем и Екатериной

Иван Муравьев-Апостол

Васильков

Сергей Муравьев-Апостол

Михаил Бестужев-Рюмин

Часть вторая Заговорщики

1

Лето выдалось жарким: стояла засуха. Август не принес облегчения, приближение осени почти не чувствовалось, жара не желала спадать. Сельские жители по привычке молили Бога об урожае, но понимали, что хлеба в нынешнем году не видать.

Сергей ехал на Украину из Петербурга, почти не останавливаясь, только переменяя лошадей на станциях. Ему хотелось быстрее узнать, что ждет его в будущем.

Впрочем, жара и быстрая езда мешали забыться даже на время. Сергею то и дело мерещились картины покинутой столичной жизни: огни Невского, жара театральной залы и холод реки, лица друзей и брата, открытое фортепьяно, полковой плац – и на нем непокорная государева рота. Иногда виделся Сергею он сам – гвардейский капитан в семеновском мундире, удерживающий своих солдат от бунта.

Семеновская история вышла громкой. Бунт в одном из гвардейских полков, да еще при отсутствии в столице императора был замечен не только в России, но и в Европе. Государь император очень расстроился. Он уже привык к тому, что Европа покорена не только его силой, но и обаянием. Сила его помогла освободить континент от изверга – Наполеона, от заразы революционной – и теперь России следовало отдыхать и почивать на заслуженных лаврах. Но солдатский бунт в столице был признаком того, что сон этот весьма непокоен и его империю мучают кошмары. Никаким обаянием нельзя было загладить то впечатление, что произвел на всех этот бунт… Солдаты «государевой роты» Семеновского полка требовали всего-навсего облегчения службы, замены жестокого командира более милосердным… Вырвавшись из казарм, солдаты даже не взяли с собой оружия и послушно сами направились в крепость под арест… Но вслед за ними восстал весь полк.