Мятежники

Время шло, и Снежинка становилась всё холоднее, отвечала ему самыми короткими сухими фразами. Как будто кто-то – возможно великий ледяной дракон, мироздание – нарочно хотел сделать очевидной разницу между ней и Лютой.

Ведь Люта… она была для него солнечным светом, всеми лунами и целым звёздным небом. Они познакомились только девять дней назад, но она уже стала началом и концом его вселенной. Она заставляла его смеяться – а кому ещё это удавалось? Благодаря ей он хотел быть теплее. Она сделала его смелым и независимым; заставила забыть о рангах, стенах, протоколах и уйме разных правил.

Она сделала его таким драконом, каким он всегда хотел быть.

Но она уйдёт.

Уже послезавтра ночных проводят до Большого ледяного утёса, где они вернут свои браслеты. Люта улетит на юг и прочь из его жизни, а Арктик – на север вместе с матерью и королевской гвардией. Вернётся домой во дворец, где будет готовиться к церемонии волшебного дара.

Сегодня в предпоследний раз он может потихоньку улизнуть и увидеться с ней. Сегодня, завтра – и больше никогда.

Сложно было выбрать безопасное время для встречи. Ночные обычно спали днём, тогда как ледяные спали по ночам, как и большинство драконов. Однако ради целей этого визита ночные изменили свой распорядок: просыпались после обеда, чтобы вести переговоры с королевой и ужинать с её двором, а спать ложились рано утром, ещё затемно. И оставалось лишь маленькое окошко, когда все (кроме дозорных) спали; в эти короткие минуты до рассвета и встречались Арктик с Лютой.

Арктик сгрёб когтями небольшую горсть снега и, глядя на неё, вспоминал, как таяли снежинки, касаясь чешуи Люты.

Но вдруг его охватило странное чувство… по спине побежали мурашки… За ним наблюдали.

Арктик обернулся.

В дверях стояла его мать; она заполнила собой весь проход, подобно сошедшей с гор лавине, сметающей всё на своём пути. Бриллианты цвета голубого льда каскадом ниспадали с её ушей, обвивались вокруг шеи и тянулись вдоль всего хвоста. Но ни один камень своим блеском не мог превзойти колючее, опасное сияние её глаз.

Арктик хотел спросить, давно ли она стоит там, но вместо этого, подчиняясь правилам, низко поклонился. Он вспомнил, как Люта взвизгнула: «Определённо, самая кошмарная королева во всей Пиррии!» – и рад был, что успел за мгновение вернуть себе невозмутимое выражение.

– С-с-сынок, – прошипела Алмаз. – Почему ты не спишь в этот поздний час?

Арктик встал в позу, принятую при разговоре с королевой.

– Мне не спалось, ваше величество.

«А ТЫ почему не спишь? Шпионишь за мной? Ты что-то знаешь?»

– Никакой дисциплины, – пробормотала она, шаря взглядом по комнате. – Недаром же у племени существует строгий распорядок сна. И если ты его нарушаешь – как я заподозрила, заметив твои зевки за завтраком со Снежинкой и её родителями, – то я назначу хронолога, который приведёт тебя в порядок.

– Смею смиренно заметить, со всей признательностью и уважением, – сказал Арктик, при этом даже близко не испытывая ни того ни другого, – что моя бессонница, вероятно, связана с грядущей церемонией дарения, а следовательно, и не продлится долго.

– Я не страдала бессонницей перед своей церемонией. – Алмаз приблизилась к нему, оставляя когтями борозды на ледяном полу. – Какого рода слабость тебя одолевает? Трусость? Нерешительность? Дикие фантазии о возможности выбора?

Последнее предположение было самым верным. Арктик сохранял полную невозмутимость и молчал в ответ.

– Настоящий ледяной не испытывал бы таких затруднений, – сказала Алмаз, нависая над ним, будто бы надеясь по чешуйками прочитать, в чём он провинился. – Я уже говорила, каким должен быть твой дар. Полностью повинуйся, и тебе нечего будет бояться. Тогда ты будешь спать как настоящий, верный ледяной – крепко и в положенное время.

Арктик молчал. В голове у него звенел смех Люты. Тогда, две ночи назад, чтобы остановить её веселье, он в шутку обернул ей занавеской морду. Весело хихикая, Люта оттолкнула его и размотала занавеску.

– Постой, давай серьёзно. Объясни мне так, чтобы это перестало казаться бессмыслицей, – предложила она. – Что именно твоя мать требует сделать?

– Ледяную чашу… или лунный шар, а может, и зеркало подойдёт… Видимо, форма – это всё, что мне позволят выбрать самому.

– И эта штука будет?..

– …Предсказывать погоду, – ответил он.

– И всё?

– Ну… Давать долгосрочные прогнозы, заметь. Как минимум на год вперёд.