— Это нужно. Для тебя, для него. — Он положил руку на живот и ласково погладил. В ответ под ладонью отца ребенок толкнулся изнутри. Сверр смущенно улыбнулся.
— Это девочка! — выпалила Агнея сердито. — Девочка, понял! И не спрашивай, знаю и все!
Сверр задумчиво осмотрел беременную жену, мокрые глаза и обиженно поджатые губы, и неожиданно согласился:
— Ну, вот точно. Вот оно что. Девка.
Потом примирительно шепнул:
— Тогда тебе тем более не о чем беспокоится. Не могут же меня, в самом деле, убить до того, как я оставлю сына.
Она опять отвернулась расстроенная, у Сверра кончилось терпение. Он поднялся, опершись одной рукой, нахмурился и указал пальцем на живот:
— Вот она хоть отцу радуется. А ты… Я пролетел полстраны, чтобы слушать твои упреки и смотреть, как ты развозишь слезы.
Он схватил в охапку подушку и бухнулся на кровать, повернувшись к Агнее спиной. Агнея тронула его, он дернул плечом.
Она полежала немного, разглядывая балдахин, потом встала и тихонько прокралась к двери, отдав распоряжение горничной. Взяла горячий кувшин, завернутый в тряпицу и нацедила клюквенный эль с травами в кубок.
Подошла и села на кровать со стороны Сверра, откинула ему волосы со лба. Он не спал. Агнея нежно погладила колючую щеку.
— Утром?
— Утром.
— Я сказала, чтобы вам завтрак приготовили. На огне запекли, как ты любишь.
Сверр сел, взял кубок и отхлебнул. Агнея прижалась к нему, потом забралась на кровать с ногами и села за спиной Сверра, обняла, целуя плечи. Сверр вздохнул:
— Как у вас-то? Горцы-драконоборцы не донимали?
— Одного пришлось остудить в темнице. Сверр, — Агнея грустно вздохнула и он чуть обернулся, — Старый Василиск вернулся в Горный Приют. У него были самые лучшие, самые опытные рыцари. Теперь Ордена нет, и ни рыцари, ни форпост, ни сам Андерс не нужны. Я боюсь, что он так и не простил мне смерть сына. А если он присоединиться к повстанцам?
Он повернулся, пожав плечами. Агнея обвила его руками за шею и решила, что разговоров на сегодня достаточно. Она сама поцеловала Сверра. Так долго, нежно и крепко, что слова уже были не нужны.
Недопитый кубок упал, с тихим звоном расплескав эль по полу.
Проводив драконов утром, она долго стояла на балконе, разглядывая поля и извилистую полосу дороги между холмов. Поднялась в солярий и раскрыла летопись, придвинула перья и кисти.
Буквы сплетались в кружева, миниатюры изображали замки, рыцарей и драконов. На этих страницах Чёрного принца никогда не ранили, Агнее казалось это дурным знаком. Дракон всегда был победителем.
Лист за листом рассказывала летопись о сражениях, свадьбах, восстаниях, переговорах, перемириях. О битвах, засухах, обильных урожаях. Умалчивала же она о долгих одиноких ночах, ссорах, примирениях и горячих объятьях.
Под скупыми строчками аккуратным почерком архивариуса о рождении первой дочери герцога никто не угадает, как Севериан метался по всему замку, распугивая слуг, а после, когда ему позволили войти, долго стоял над колыбелью, молча разглядывал крошечную черноволосую малышку и… исчез.
Вернулся он через два дня с охапкой измятых осенников и серебряным ожерельем искуснейшей работы, украшенным каплей сапфира размером с южный орех, и искренне удивился и обиделся, когда жена встретила его слезами, а не благодарными поцелуями.
Позже Агнея вспоминала об этом с улыбкой. То ожерелье было у неё самое любимое. Она позволила Северии надеть его на именины, в тот год, когда Сверр впервые заметил, как на его “крошку” смотрят оруженосцы и молодые рыцари. Северия была уже выше матери. От отца она унаследовала не только смоляную косу и рост, но и вздорный нетерпеливый характер, и все же у строптивой красавицы не было недостатка в посвещенных ей балладах. Как-то Северия надерзила отцу, что тому никогда и никто не будет достаточно хорош, и умереть ей старой беззубой девой, Сверр вспылил и усадил дочь за стол с рыцарями. Когда же один из них предложил составить ему пару в танце, Северия вместо того вызвала бедного рыцаря на поединок и при всех, прямо посреди Чертога, под довольный хохот отца, улюлюканье братьев и к ужасу Агнеи, уложила на лопатки. Вечером уже Агнея отчитывала юную леди, и Сверр, призванный на помощь, сказал: “Милая, ну вот мама. Бери пример с неё. Когда я увидел её впервые, она собиралась мне вышибить глаз стрелой, а не лезла врукопашную. Хотя, против меня-то у неё просто шансов не было”.