Мятежное хотение

Дворовые привели медведя. Зверь застыл в центре круга, а потом, поглядывая на скопившийся народ, стал кувыркаться, полагая, что от него ждут представления. Этот номер вызвал буйный восторг у челяди, хохотал и государь. Нечасто Басурман радует его такими подарками. Уже совсем распалясь, медведь весело стал стучать лапами.

Караульщики привели Василия Захарьина. Он по-прежнему был в шутовском наряде, без шапки, колокольчики жалобно позвякивали, предвещая беду, а может быть, они уже горевали о его сгубленной душе.

Медведь как будто не замечал Василия, танцевал на задних лапах, вызывая еще больший восторг у дворовых. А челядь требовала:

— Басурман, а может, ты нам еще и молитву свою прочитаешь окаянную?

И, понимая, чего от него ждут, медведь начинал глухо рычать, задрав острую морду кверху.

Захарьин стоял от медведя всего лишь в нескольких аршинах. Он видел, как искрилась на солнце его лоснящаяся шерсть, чувствовал резкий запах животного, видел его потемневшие когти, которые напоминали длинные кинжалы, но страха не чувствовал. Разве можно испугаться зверя после того, как посмел повысить голос на самого государя?

А медведю уже наскучила забава. Он опустился на четыре лапы и только сейчас посмотрел на Василия Захарьина.

— Ты думаешь, я боюсь?! — закричал тот, повернувшись к Красному крыльцу. — Я и шага не сделаю! Потехи, царь, хочешь?! Не дождешься! Будь же ты проклят!

Иван попробовал вернуть угасшее настроение хохотом, но смех, едва зародившись, угас у него где-то внутри.

Медведь уже сделал шаг к Захарьину и остановился как бы в нерешительности. Зверь привык видеть убегающих людей, привык догонять их, цеплять когтистой лапой и рвать на куски. Этот же человек совсем не боялся его, он стоял к нему лицом, словно принимая вызов, и от этой откровенной решимости медведю сделалось досадно; он даже отворотил свою мохнатую морду. С Красного крыльца раздались крики — это Федор Басманов науськивал медведя на Захарьина. И, услышав этот призыв, он тряхнул косматой башкой и с видимым неудовольствием пошел к человеку. Медведь шагал так, как будто выполнял давно наскучившую работу.

Иное дело забавлять кувырком зрителей!

Иван Васильевич нахмурился: он не узнавал своего любимца. Медведь подошел совсем близко к отроку. Захарьин не отступил ни на шаг.

— Смотри же, царь, я не боюсь! Я хочу спросить тебя — примерил ли ты на себя шутовской кафтан?! Не тесен ли он тебе в плечах? — смеялся Василий Захарьин. — Он как раз тебе к лицу!

Бояре тайком подглядывали за государем, видели, как от бешенства лицо Ивана сделалось словно киноварь. И тут же опускали очи: не дай Бог увидит царь лукавый взгляд. А Васька-то крепок оказался, от смерти только шаг и отделяет, а как остро держит!

Медведь некоторое время глядел на человека, желая рассмотреть в его глазах страх, но, не дождавшись, ударил косматой лапой по дерзким очам.

* * *

Яшка Хромой молча выслушал Силантия, потом произнес:

— Нарушил, значит, Нестер клятву. Не вернулся, а жаль! Хороший был чеканщик.

— Не вернулся… Медведь его задрал и так помял, что и смотреть было страшно. Кожа с него лоскутами свисала.

— Любит наш царь позабавиться, — согласился Яшка. — Едва семнадцать лет исполнилось, а столько нагрешил, что до рая ему и не добраться. Ни один мост такой тяжести не выдержит.

Силантий первый раз был в избе у Яшки. Прислуживала им красивая девка, сказывают, что живет он с ней во грехе, но уважает, как жену. Девка была распрекрасна: тонка в талии, с длинными руками, черноока и улыбчива. И Силантий искренне позавидовал хромому разбойнику. «Интересно, а какая она в любви?» — подумалось ему, когда она склонилась над кадками и ковшами и принялась черпать густой капустный рассол.

Яшка заметил интерес Силантия к своей приживалке.

— Нравится девка?

— Как же такая деваха не понравится? — бесхитростно отвечал Силантий. — Красивая. Видать, царица тоже такая.

— Царицу не видал, — безразлично отмахнулся Яшка, — а коли замечу, что к ней близко подходишь… Убью! — просто заключил он.

И, улыбнувшись, продолжал разговор дальше, как будто не было высказано страшной угрозы.

Кусок жирного блина застрял в горле у Силантия, запил он его капустным рассолом, но больше на девку не глянул даже в половину глаза.

— Так, стало быть, говоришь, поймать они меня решили? А боярин Иван Шуйский бородой своей поклялся, что сыщет? Что ж, видно, бороду ему придется подрезать! Я вот что думаю, еще неизвестно, кто из нас двоих на Москве хозяин. Царь Ивашка только ходить учился, когда я по большим дорогам шастал. Проучить его надобно. Я здесь кое-что придумал… Эта затея нам большой куш обещает, только не дрейфь и делай так, как я наказываю.

— Слушаю тебя, Яков.