Мятежное хотение

Великую княгиню заперли на конюшне, бросив ей пук прелой соломы. Михаила Глинского держали в глубокой яме, и весь город приходил смотреть на опального дядю самого государя московского. Боярин стойко переносил унижения и, задрав голову, запачканную в красной глине, глухо матерился, глядя в ликующие лица горожан. Только иной раз, жалея узника, кто-нибудь из смердов бросал вниз князю душистую краюху. Караульщики не спешили отгонять любопытных — не избалована Тверь такими гостями, а чтобы в яме князь сидел, такого вообще припомнить никто не мог.

* * *

Иван Васильевич был в церкви, когда Федор Басманов посмел оторвать его от молитвы.

— Государь Иван Васильевич, дядьку твоего, князя Юрия Васильевича чернь ногами затоптала и убиенного, словно вора какого, на торг выбросила. Михаил Васильевич с бабкой твоей, великой княгиней Анной, пытались бежать, да были схвачены тамошним купцом.

— Рассказывай.

— Михаила Васильевича в яму бросили, а великую княгиню Анну вместе со скотом взаперти держат.

Иван коснулся лба.

— Во имя Отца, — притронулся к животу, — и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Поклон был глубоким, Иван Васильевич не жалел спины, и мохнатый чуб растрепался на серых досках.

— И это еще не все, государь, — продолжал окольничий. — Ты все молился, а мы тебя тревожить не хотели, думали, что само образуется, только вот чернь не унялась, пошумела на площадях и к тебе решилась идти, чтобы ты им свою бабку с Михаилом на расправу отдал… Скороход пришел, сказал, что через час они здесь будут. Что делать-то будешь, государь? Они ведь хуже басурман. С ними расплатиться можно, а эти хоромы крушить зазря горазды.

— Не порушат, — просто отвечал царь. — Пойдем со мной, Федька, бояр хочу спросить.

Бояре дожидались царя у дверей, и когда он появился в сопровождении Федора Басманова, они дружно поднялись с лавок. Обычно бояре встречали Ивана у Спальной комнаты, терпеливо дожидались, когда царь отоспится, облачится во все нарядное, сейчас же он уходил в церковь задолго до рассвета. В своем бдении юный царь превзошел бояр и походил на богомольного старца. Он покидал Спальные покои рано, словно избегал встреч, тихой кошкой прошныривал мимо задремавшего боярина и, показав страже кулак, уходил в домовую церковь.

Сейчас перед Иваном предстали все бояре. Не рассеял их пожар, и Иван почувствовал, что начинает тяготиться этим обществом.

— Подите прочь! — вдруг закричал он. — Толку от вас нет никакого! Один побыть хочу!

— Государь, — вышел вперед старейший боярин Семен Оболенский. — Не время гневаться. Челядь скоро здесь будет. Глинских требуют!

Тихая степенная речь Семена Федоровича остудила царя, Иван поправил на груди крест и спросил:

— А сами вы что думаете, бояре?

— Мало нас здесь, если надумают крушить, так стража не устоит. Миром бы дело покончить. Скороходы говорят, что ведет их Яшка Хромец. А еще будто бы в руке у каждого по топору, — высказался Федор Шуйский.

— Это что же такое выходит? Бабку свою слепую на поругание челяди отдать?!

Федор Шуйский выдержал устремленный на него взгляд (на смерть и на солнце не смотрят открыв глаза), только слегка прищурился.

— Государь Иван Васильевич, ты же знаешь, что мы добрые твои советники. Хоть и бывали мы у тебя в опале и несправедливости понапрасну терпели, но любим тебя так, как холопам положено любить своего господина. Так вот, просим тебя, накажи Михаила Глинского, тогда смута в Москве сразу уляжется. Не позабыл еще народ, как он, глумления ради, девок на базаре раздевал. А потом свои литовские обычаи в Москве прививать пытался. Все хотел, чтобы мы латинянам служили. Народ зазря глаголать не станет — он да мать его Москву подожгли! А если не накажем его, так челядь все село порушит смертным боем!

— Вырос я, Федор, из колыбели! А бояре мне более не указ! Как хочу, так и держу власть! Если советовать еще надумаешь своему государю, так вновь в яме окажешься. Видать, не пошла на пользу тебе тюремная наука!

— Идут, государь! — ворвался в комнату молоденький рында.

— Кто идет?

— На окраине села чернь показалась в несметном количестве!

— Шапку поправь, простофиля! — обругал рынду Иван. — Перед государем стоишь!

И, не оборачиваясь на перепуганного рынду, пошел во двор. Бояре едва поспешали за царем, а Иван, уподобясь молодому отроку, прыгал аж через три ступени. Он остановился на красном крыльце — глянул вниз и увидел запыхавшихся бояр, которые растянулись по всему двору, поотстав от своего государя.

С высоты боярских хором Иван разглядел огромную толпу, сверху она напоминала паука, который черными длинными лапами заползал в узенькие улочки; того и гляди эти тоненькие ниточки опутают не только обитателей терема, но и самого царя.

Иван уже различал гневные выкрики:

— Государя хотим! Пускай государь на крыльцо выйдет!

— Государя хотим видеть!

Стража переполошилась, высыпала во двор и, выставив бердыши, поджидала мятежников.

Иван остановился у рундука — если хотите видеть государя, что ж, смотрите! Крики умолкли.

— Не гневи Бога, Иван Васильевич, — с жалостью шептал Шуйский в ухо царю. — Накажи Михаила Глинского своей властью.