Мятежное православие

Творец! Покрытому мне тьмою
Простри премудрости лучи
И что угодно пред тобою
Всегда творити научи
И, на твою взирая тварь,
Хвалить тебя, бессмертный царь.

Считать, как это делают некоторые современные исследователи, подобные заявления данью цензурным условиям — значит не только отметать большую часть самой оды Ломоносова, но и не знать русской поэтической традиции. Еще в 1692 году ученый монах и поэт Карион Истомин открыто заявлял при царском дворе, что

Все убо вещи Богом сотворенны
В разсмотрительство людям положенны,
Да с благой мыслью тыя созерцают,
Всетворца Бога присно восхваляют.
Ангелы, небеса, на Земле чудеса,
Моря, реки, воды зри колики роды,
Но паче всего человек избранный,
Рукою Бога в эту жизнь созданный!

Человек, по Истомину, создан для познания мира — и через это познание идет к восхищению Создателем:

Человек мал мир всю тварь созерцает,
Благого Творца гласом восхваляет…

Именно через познание мира выражается «небесная» природа человека, разумом своим читающего три «листа» Божественной книги природы:

Небо — лист первый, слова по нем — звезды…
Второй лист — Земля, и на ней все вещи…
Третий — Человек, малый мир зовется,
Вещь боготворна в нем видно сомкнётся.
По телу — земной, по душе — небесный,
Славой увенчан к Богу зритель десный (правый. — А.Б.).

То, что миропознание является высшим предназначением человека и неразрывно связано с «размышлением о божием величестве», во времена Ломоносова вряд ли нуждалось в доказательстве. Но если Карион Истомин, зная гелиоцентрическую систему, собственноручно чертя ее в своих рукописях, опасался излагать ее открыто (в стихах он — птолемеанец), то Ломоносов смело вводил новые для общества научные представления в ткань поэзии.

В самом блестящем стихотворении Михаила Васильевича — «Вечернем размышлением о Божием величестве при случае великаго севернаго сияния» — прямо говорится о множественности населенных миров, где властвуют единые законы природы. Поэт-естествоиспытатель как бы стоит на краю бездны нескончаемого познания, где сомнения развивающейся науки связаны с трепетным восхищением величием замысла мироздания. Эта вторая из упомянутых нами од, любимейшая автором, вызывала не только восторг просвещенных современников, но, вместе с «Утренним размышлением», вошла в России XVIII века в многочисленные рукописные песенники. Стихи Ломоносова «много, часто, в широкой городской, и не только городской, среде распевались любителями, твердились ими наизусть, повторялись с голоса…». И они заслуживали этого:

Лице свое скрывает день,
Поля покрыла мрачна ночь,
Взошла на горы чорна тень,
Лучи от нас склонились прочь.
Открылась бездна звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
Песчинка как в морских волнах,
Как мала искра в вечном льде,
Как в сильном ветре тонкой прах,
В свирепом как перо огне,
Так я, в сей бездне углублен,
Теряюсь, мысльми утомлен!
Уста премудрых нам гласят:
«Там разных множество светов,
Несчетны солнца там горят,
Народы там и круг веков;
Для общей славы божества
Там равна сила естества».

Нет никаких сведений, что чтение и публикация этих од (особенно последней) вызывали сопротивление духовенства, что в них был заложен намеренный вызов церковным представлениям о мироздании. Не публицистическая заостренность, а философское сомнение звучит в обращении автора к ученым, которые пока не в силах объяснить многие явления:

Сомнений полон ваш ответ
О том, что окрест ближних мест.
Скажите ж, коль пространен свет?
И что малейших дале звезд?
Неведом тварей вам конец?
Скажите ж, коль велик Творец?