«Помните ли? — спрашивает Аввакум. — На сонмице той лукавой пред патриархами теми вселенскими говорите мне, Ила-рион и Павел (архиепископ Рязанский Иларион и митрополит Крутицкий Павел.
Теперь нам понятнее, почему, как рассказывает Аввакум в «Житии», участники церковного собора закричали: «“Возьми, возьми его! Всех нас обесчестил!!!” Да и толкать, и бить меня стали, и патриархи сами на меня бросились. Человек их с сорок, чаю, было — велико Антихристово войско собралося. Ухватил меня Иван Уаров (видный никонианин дьяк Иван Уарович Калитин.
«И я, — рассказывает далее Аввакум, — закричал: “Постой, не бейте!” Так оне все отскочили. А я толмачу-архимариту (Дионисию.
В этот момент Аввакум потряс собор еще раз. Не проявив никакого уважения к сану архиереев во время прений, он демонстративно выразил им презрение: «И я отошел ко дверям да набок повалился. “Посидите вы, а я полежу”, — говорю им. Так оне смеются: “Дурак-де протопоп-от! И патриархов не почитает!”» Но смеялись архиереи недолго.
«И я говорю: “Мы уроди Христа ради; вы славни, мы же бесчестии; вы сильни, мы же немощьни!”» (парафраз слов апостола Павла, с горечью сказанных коринфским священнослужителям.
Власти, уже, видимо, не в таком представительном составе, еще раз пытались спорить с Аввакумом о пении аллилуйи, но получили столь аргументированный ответ со ссылками на Дионисия Ареопагита, что даже Евфимий Чудовский, тогда еще келарь (мы ближе познакомимся с ним в следующей главе), сказал протопопу: «Прав-де ты — нечева-де нам больши тово говорить с тобою». Аргументы Аввакума ничего не значили для церковного суда. Участь его и всех его сподвижников решалась на основе других, вовсе не относящихся к богословию соображений, а соборные заседания были фарсом, роскошной ширмой для закулисных решений.
Аввакум это отлично понимал — потому-то он и постарался сорвать маску с этого чинного сборища, выразить свое презрение марионеткам в драгоценных одеяниях. Собор же не нашел иного способа обращения с неистовым протопопом, кроме как приказать вновь бросить его в темницу. «Да и повели меня на чепь», — завершает рассказ Аввакум{61}
.Восточные патриархи и архиереи, занимавшие наиболее почетные места на большом церковном соборе в Москве, интересовали Аввакума гораздо меньше, чем русские иерархи, среди которых протопоп отнюдь не случайно выделил Павла Крутицкого и Илариона Рязанского. Что это были за люди и почему именно они вызывали особую ярость Аввакума, неоднократно упоминавшего о них в своих сочинениях?
Отчасти это объясняется личными причинами. Так, Иларион некогда был приятелем Аввакума. «Ездил к другу своему Илариону игумну… — вспоминал протопоп, — (он) тогда добро жил — что ныне архиепископ резанский, мучитель стал христианской». Он мучил, например, товарища Аввакума Федора. «Был-де я на Резани под началом, — записал протопоп рассказ Федора (к тому времени казненного повешением), — у архиепископа на дворе, и зело-де он, Иларион, мучил меня: реткой день, коли плетьми не бьет, и скована в железах держал, принуждая к новому антихристову таинству».
Именно к Илариону Аввакум обращает гневную проповедь «О Мелхиседеке», где описывает приход на Русь Антихриста, за которым «царь наш последует и власти со множеством народа». «Друг мой Иларион, архиепископ рязанской! — писал Аввакум. — Видишь ли, как Мелхиседек жил? На вороных в каретах не тешился, ездя! Да еще был царские породы. А ты хто? Воспомяни-тко, Яковлевич, попенок! В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу, по площади, чтобы черницы вору-хи-унеятки (монахини изменницы-униатки.