Очевидно, есть ситуации, которые никогда не поймешь, пока сам в них не окажешься. Только сейчас я осознал, что оказался частью похожего треугольника.
Заказал в гастрономе три завтрака. Омлет с индейкой для себя, французский тост со взбитыми сливками и вишенкой для Джии. Вернее, сливки — для нее, вишенку — для себя, чтобы полюбоваться на то, как она ее съест. И еще огромный капкейк с голубой глазурью для моего маленького мальчика.
Он уже по-настоящему был моим. Бет была права. Гребаная ДНК ничего не значит.
За те пятнадцать минут, которые потребовались мне, чтобы купить кофе и завтрак, я совершил несколько диких скачков от спокойствия до бешенства и обратно к спокойствию. Люди, склонные к таким перепадам настроения, должно быть, все время здорово измотаны.
Приближаясь к занавеске, отделявшей койку отца в палате интенсивной терапии, я увидел постукивающую по полу ножку Джии. Внутренне улыбнулся, зная, что она так делает от волнения или нетерпения. Моя девочка, очевидно, голодна.
Когда отодвинул занавеску, улыбку как ветром сдуло. Джиа была не одна. В двух шагах от нее стоял Эллиот.
Лицо сразу обожгло ненавистью. Никогда в жизни так не хотел выбить из него все дерьмо, как сейчас. Эллиот посмотрел на меня в ответ. Я не обратил ни малейшего внимания ни на его осунувшееся за две бессонные ночи лицо, ни на то, что мы стояли у постели любимого им умирающего отца. Мое сердце не способно было учитывать эти факторы. Все, что я видел, — это Эллиота, стоящего в двух шагах от Джии. И они уже какое-то время находились вместе. Я был похож на гранату с выдернутой чекой.
Кулак стал непроизвольно сжиматься и разжиматься. Чувствовал себя разъяренным быком, напротив которого, как красная тряпка, стоял Эллиот. Уже было сделал шаг навстречу ему, как вдруг краем глаза увидел Джию. Белая, как привидение, она тряслась в своем кресле.
Тотчас забыв о брате, я устремился к ней. Кинул сумку на пол и взял ее за руки.
— Ты в порядке?
— Да. Давай я посижу в приемном покое и дам возможность вам обоим поболтать?
— Провожу тебя.
По-прежнему не обращая внимания на сводного брата, я сгреб сумку с завтраком, крепко обнял Джию за плечи и отвел ее в комнату для посетителей. Там опустился перед ней на колени.
— Он что-нибудь сказал тебе?
— Нет. Просто разнервничалась при его появлении.
Я не был уверен, что она говорит правду. Нутром чувствовал: Джиа лукавит. Он наверняка сказал ей что-то. Девочка хочет избежать сцены, которую я могу устроить. Но сейчас это не имеет значения. Раз Джиа в порядке…
— Он прикасался к тебе?
— Нет. Мы даже не поздоровались за руки.
Я осмотрел ее и облегченно вздохнул.
— Отлично. Но ты выглядишь совсем измученной.
— Благодарю.
Откинул с ее лица волосы и поцеловал в лоб.
— Поешь. Твой завтрак, наверное, наполовину остыл. Пойду разберусь с Сатаной, а ты пока накорми нашего мальчика.
— Хорошо. — Она нежно улыбнулась в ответ. — Не натвори чего-нибудь криминального. Потому что через три минуты появится мой отец и надерет тебе задницу за то, что бросил меня одну в Городе.
— Слушаюсь, мэм. — Мои губы задрожали.
— Обещаешь мне?
— А как же.
На пути в палату интенсивной терапии я обернулся через плечо и увидел, как Джиа роется в сумке. Она облизнула губки и вскрыла контейнер из пенопласта. И тут я понял, что ничто больше не имеет значения. Даже мой ублюдочный братец. До тех пор, пока я способен вызвать улыбку на лице моей девочки.
А потом до меня дошло.
Вспомнил, как Дуб сказал:
В первый раз я осознал, что так оно, должно быть, и есть.
— Твое гребаное мнение никого не волнует.
Покачав головой, я посмотрел на брата. Доктор только вышел из палаты. Он сообщил последние новости о состоянии Эдварда. Утреннее сканирование показало, что кровотечение остановилось, но из комы его выводить рано — нужно, чтобы спала опухоль. Он еще не совсем выкарабкался, но уже сделал шаг в нужном направлении.
— Доктор поинтересовался нашим мнением, — сквозь стиснутые зубы пробормотал я.
— Никого не волнует твое мнение. Моему отцу нужно грамотное решение. Ты хоть среднюю школу закончил?
— Давай не будем проводить дискуссии рядом с Эдвардом. Есть вероятность, что он слышит каждое наше слово. Слушать, как мы перегрызаем друг другу глотки, — это последнее, что ему нужно.
Как же мне хотелось схватить этого ублюдка за глотку и с хрустом надавить на нее. Но я обещал Джии сдержаться и не попасть в переплет.
Эллиот собрался было снова пойти в атаку, как вдруг в палату вошла Лорен.
— Ты успел. — Она улыбнулась.
И что она нашла в этом придурке?
Братец преобразился в мгновение ока. Слащавая маска тотчас скрыла гнев, написанный на его физиономии.
— Радость моя, как я рад, что ты здесь, — запел Эллиот.
Я наблюдал за разыгрывающимся спектаклем. Как он обнял ее, типа соскучился. Как поцеловал в щеку ртом, который он, без сомнения, топил в вагине какой-нибудь шлюхи, пока был во Флориде.