Мятежные ангелы

Фелисити встряхивает Энн, но это не помогает.

— Мы в ловушке! — всхлипывает она. — Они нас найдут. Мы умрем здесь…

Визгливые крики Маковых воинов переходят в рычание и ворчание, это охота наоборот, когда дикий зверь загоняет человека. От их голосов у меня вся кожа покрывается мурашками.

— Тихо, мы найдем выход! — прикрикиваю я на подруг, снова выводя их в центр.

Птиц стало больше. Они просто кишат в воздухе.

— Всего два туннеля осталось! — кричит сверху Азрил.

Откуда он знает? Он ведь даже не стоит у самой двери, не смотрит вниз. Разве что тут есть еще один вход, вход, о котором знают только Маковые воины…

Сердце у меня бьется оглушительно, от страха я едва не теряю сознание, и тут вдруг Фелисити кричит:

— Джемма, твой амулет!

Амулет неясно светится сквозь ткань платья.

Энн перестает рыдать.

— Должно быть, он показывает на выход!

Боже праведный, ну конечно, выход! Я непослушными пальцами пытаюсь вытащить ожерелье, но оно цепляется за кружева. Дернув изо всех сил, я высвобождаю амулет, оборвав цепочку, — но при этом упускаю его. Он летит в сторону, скользит по полу — и исчезает где-то в темноте.

— Надо его найти. Быстрее, помогите мне! — кричу я подругам.

Слишком темно. Мы опускаемся на четвереньки и шарим вокруг руками, пытаясь отыскать что-нибудь светящееся. Сердце бьется все быстрее и тяжелее. Я никогда так не боялась. «Давай, Джемма, давай, найди его, будь умницей! Выгони страх из ума и сердца…»

Что-то слабо мерцает впереди. Металл. Мой амулет!

Я бросаюсь к светящейся точке.

— Я его нашла! — кричу я.

Рука тянется вперед, но я не могу взять амулет. Он за что-то зацепился… Это острый металлический носок башмака. Когда я нащупываю его очертания, у меня вырывается отчаянный вопль. Я поднимаю голову — и в свете факела вижу ухмыляющегося Азрила.

— Нет, это я тебя нашел, сладкая малышка.

ГЛАВА 42

Огромные птицы каркают. Они срываются со ступеней лестницы, хлопая крыльями. Когда они слетают вниз, их формы меняются, птицы превращаются в людей — это Маковые воины, и они окружают нас, отрезая путь к спасению.

Видя мое потрясенное лицо, Азрил поясняет:

— Да, именно Орден наложил на нас такое проклятие, заставил вечно играть. Вот только прошло уже очень много времени с тех пор, как нам доводилось поиграть с такими красавицами. И очень, очень много времени прошло с тех пор, как мы могли навещать ваш прелестный мир и приводить оттуда игрушки.

Он наматывает на палец мои волосы. Его дыхание касается моего уха, когда он наклоняется совсем близко ко мне.

— Очень, очень много времени.

В горле у меня дерет, колени дрожат.

— Не думаю, что он теперь принесет тебе много пользы, — говорит Азрил, опуская безжизненный амулет в мою ладонь. — Ну, так с кем мы поиграем для начала?

Он отходит от меня и останавливается перед Энн.

— По тебе кто-нибудь станет грустить, малышка? Кто-нибудь вздохнет, прольет слезу по еще одной погибшей девственнице? Возможно, и пролил бы, если бы ты была красивейшей из них. Но мы не в волшебной сказке. А ты не красавица. Совсем не красавица.

Энн настолько переполнена ужасом, что как будто впала в транс.

— Наверное, если мы тебя заберем, это будет просто благословением? Никаких больше внутренних терзаний, пока другие получают все, чего им хочется, а то и больше. Незачем терзать собственную плоть. Не нужно сжимать губы, стараясь удержать крик, который рвется наружу, когда над тобой насмехаются.

Энн кивает. Азрил склоняется над ней.

— Да, мы можем со всем этим покончить. Ты избавишься…

— Прекрати! — бешено кричит Фелисити.

Азрил переходит к ней, гладит ее по шее.

— Какой отчаянный дух у этой малышки! Интересно, как долго ты продержишься? Если я переломаю тебе кости и пущу кровь? Неделю? Две? Или… или ты сбежишь в спасительный внутренний мир, как делала каждый раз, когда он прикасался к тебе?

Стыд Фелисити вырывается наружу одной-единственной слезой, сползшей по щеке. Откуда Азрил знает все о ней?

— Заткнись, — шепчет она, и голос выдает ее боль.

— Все эти ночи в твоей комнате… Некуда бежать. Некому довериться. Никто тебя не услышит. А, малышка?

— Прекрати, — шепчет Фелисити.

Он лижет ее щеку.

— И ты приняла все как должное. В глубине души ты сказала себе: «Я сама виновата. Я сама сделала это возможным…»

Фелисити умирает от страха. Я чувствую это. Мы все чувствуем. Как это он сказал? «Я чую твой страх. Он пускает меня внутрь». А нет ли в нашем страхе чего-то такого, что усиливает магию Маковых воинов?

— Фелисити, не слушай его! — кричу я.

— А знаешь что, куколка? Мне думается, ты наслаждалась этим. Ты думала: «Уж лучше так, чем оставаться незамеченной всеми», а? Вот что на самом деле скрывает твой страх. Что ты в конце концов осталась нелюбимой. Так?

Фелисити всхлипывает, не в силах произнести ни слова.

— И тебе совсем не хочется жить с этим, да, куколка? Так стыдно. Так болит сердце. Такое пятно на твоей душе, такая грязь. Почему бы тебе не взять вот это лезвие и не покончить со всем?

Фелисити протягивает руку и берет предложенный кинжал.

— Нет! — кричу я, пытаясь броситься к ней, но меня останавливает Маковый воин.