— Впрочем, я ничего не имею против того, чтобы ты обо всем рассказала моей матери, — сердито бросает Фелисити.
Это пустые слова, и все мы прекрасно это понимаем. И Фелисити наконец получает ту свободу, которой так страстно жаждала. Она отдает Франни фунт, цену ее молчания. Франни быстро хватает банкноту и крепко сжимает ее в руке.
— А если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы проболтаться моей матери, мы все заявим, что это ты сама бросила нас, чтобы встретиться со своим кавалером. А мы, бедняжки, остались предоставленными самим себе, без сопровождающей, на жутких улицах Лондона, да еще и умудрились потерять целый фунт… и самое удивительное в том, как именно это случилось.
Франни, так торжествовавшая мгновение назад, заливается краской и кривит тонкие губы в мрачной улыбке.
— Да, мисс. В пять часов.
Мы спешим уйти следом за Фелисити, но я оглядываюсь на Франни, не зная толком, что тут можно сказать.
— Спасибо, Франни. Ты… ты очень достойная девушка.
С этими словами мы уходим.
У свободы вкус слоек со сливками, купленных на Регент-стрит. Нежная сладость тает на языке, а мимо по улице катят в обе стороны двухколесные экипажи и омнибусы, и грязная вода смешивается с мокрым снегом под их колесами. Люди тоже куда-то спешат, и у каждого своя цель. А мы просто идем в толпе, никуда в особенности не направляясь, мы — безымянная часть этой толпы, очутившаяся здесь по случайности и в силу судьбы.
Мы идем к Пиккадилли, ныряем в огромную крытую аркаду Берлингтон и проходим мимо сторожей с суровыми взглядами и толстыми тростями в руках — они следят за порядком. В галерее бесконечное множество ларьков, где торгуют всякой всячиной, — здесь можно купить ноты, перчатки, чулки и носки, хрустальные вазы и прочее… и меня снова охватывает тоска по Индии, по ее базарам и переполненным людьми торговым площадям.
— Здесь почти так же хорошо, как в сферах, — говорит Энн, с удовольствием жуя пирожное.
— И что у тебя за новости? — спрашивает Фелисити.
— У моего брата в Бетлеме есть одна пациентка, ее зовут Нелл Хокинс. Весьма интересный случай…
— Как это благородно со стороны Тома — заботиться о несчастных, — говорит Энн, облизывая губы, на которых осталась капелька сливочного крема. — Его нареченная должна очень его ценить.
— Нареченная? У Тома? — переспрашиваю я, раздраженная, что меня перебили. И только теперь вспоминаю о своей лжи. — А, ну да. Ты о мисс Ричардсон. Конечно. Глупо с моей стороны.
— Ты говорила, что ее фамилия Далтон. И что она прекрасна.
— Я…
Я понимаю, что запуталась. Но отступать некуда.
— С ней все кончено.
— О! — восклицает Энн, и я вижу в ее глазах надежду.
— Может, позволим все-таки Джемме договорить до конца? — сердится Фелисити.
— Нелл Хокинс не считает себя Жанной д'Арк или королевой Сабой. Ее бред состоит в том, что она считает себя членом Ордена и думает, что за ней охотится женщина по имени Цирцея.
Фелисити задыхается от ужаса.
— У меня просто мороз по коже!
Энн смущена.
— Но мне показалось, ты говорила, что она находится в Бедламе?
— Именно так, — киваю я, понимая, как глупо все это звучит.
Мимо нас проходят мальчишки-газетчики, выкрикивая заголовки интересных статей. Мы не обращаем на них внимания.
— Но ты не считаешь ее сумасшедшей? Ты думаешь, она притворяется ради самозащиты? — спрашивает Фелисити.
Мы доходим до места, где продаются искусно сделанные табакерки. Я рассматриваю одну, вырезанную из слоновой кости. Вещица дорогая, но у меня до сих пор нет подарка для отца, и потому я все же велю продавщице упаковать табакерку.
— Вообще-то я с ней встречалась сегодня. Она действительно безумна. И она сделала вот это, — я показываю подругам согнутый амулет.
— Ох, боже мой! — восклицает Фелисити.
— Не понимаю, чем это может нам помочь, — ворчит Энн.
— Она видела Цирцею. Я в этом уверена. И она постоянно упоминала о каком-то пути. «Не сворачивай с пути». Она повторила это несколько раз.
— И как ты думаешь, что она хотела этим сказать? — спрашивает Фелисити.
Мы проходим через аркаду насквозь, выходим на Бонд-стрит и останавливаемся перед ярко освещенной витриной. Шелк винного цвета каскадами обливает портновский манекен, на который он наброшен. Каждая складка шелка играет, как вино в лунном свете. Мы таращимся на него, не в силах отвести глаза.
— Я не знаю, что она имела в виду. Но мне известно, что Нелл Хокинс была ученицей школы Святой Виктории в Уэльсе.
— Вроде бы именно там преподавала мисс Мак-Клити до того, как приехала к нам в Спенс? — спрашивает Энн.
— Да. Но я не знаю, была ли она там одновременно с Нелл. Я напишу письмо их директрисе и спрошу, когда именно мисс Мак-Клити покинула их школу. Я уверена, есть какая-то ужасающая связь между тем, что случилось с Нелл Хокинс, и мисс Мак-Клити, и все это как-то связано со сферами. Если мы сумеем разгадать эту загадку, она вполне может привести нас к Храму.
— Не понимаю, как именно, — ворчит Энн.
Я вздыхаю.
— Я пока тоже не понимаю, но сейчас я могу надеяться только на это.
Шелк дразнит нас из-за стекла витрины. Энн вздыхает: