Мятежный ангел

— Еще как имеет; они сразу подсчитали жертвы, а мы нет. Наше великодушие и наша коррумпированная разведка — вот она, сербская катастрофа. Мы не стали считать миллионы убитых соотечественников, и нас объявили преступной нацией.

Петер сидел с друзьями в скромном доме Миломира Бабича, приоткрытое окно ходило ходуном от ветра, воздух с Дрины студил лоб, разгоряченный можжевеловой настойкой. Он почувствовал сострадание к этому человеку, чьи слова уносил обратно к Дрине прохладный ветер. Под конец вечера голос возмущенного учителя немецкого языка из Баина-Башты стал звучать — быть может, из-за студеного воздуха и табачного дыма — так же резко, как звучал стальной трос, в жилах которого свистел ветер, и в разных странах Петер ступал ногами по этому свисту. Сколько неверных шагов пришлось сделать этим обманутым людям? — думал Петер. Сколько пало жертв ради выживания? Всегда одно и то же движение: вперед-назад, а потом снова вперед. Как при стыковке вагонов с новым локомотивом. Петер видел перед собой человека, для которого все было историей: и то, что произошло до сей поры, и то, что развертывается ныне и случится завтра. История непрерывна. Петер уже было решил, что учитель выговорился, но тот достал заложенную между страницами книги копию какого-то документа.

— Это чтобы вы не думали, будто моя точка зрения на вещи — лишь причитание над судьбой родного народа и обвинение в адрес высших сил. Вот высказывание лейтенанта Павловича, участника балканской войны 1912 года и впоследствии Первой мировой. В дневнике он пишет: «Нам нет смысла бороться, мы изгоняем турок, но наши собственные аги и беи сидят у нас на закорках. Мы победим немцев, австрийцев и болгар, но местные прихвостни замарают нашу свободу. Ничто для нас не имеет смысла, покуда мы сами создаем себе врагов. Нам не нужен внешний враг — местные лакеи все разрушат и осквернят. Так ли неправ был тот, кто проклинал нас?»

На рассвете, когда солнце еще не успело взойти над Дриной и рассеять туман, спускавшийся к ней с гор из Боснии и кутавший долину Баина-Башты, Петер уехал в Вишеград.

Когда туман скрывает истину

В верховьях Дрины, там, где река едва заметно расширяется, возле Старого Брода открывается вид, похожий на те, какие можно наблюдать по течению других великих рек мира — Дуная и Волги.

Вишеградский пенсионер Неделько Драгич отправился на лодке к Старому Броду удить рыбу. Он приступал к своему ежедневному ритуалу, в котором сплетались хобби и забота о семейном бюджете. Мало кто в том краю лучше него знал места, где можно ждать богатый улов.

Близился вечер — время, когда рыба клюет лучше всего. Вдруг Драгич увидел нечто такое, отчего у него похолодела кровь в жилах. По стальному тросу, некогда служившему для переправки песка с одного берега на другой, шел человек. В те времена, когда строился Андричград, я часто плавал по Дрине к Старому Броду и однажды встретил Неделько возле местной церкви. Он-то и поведал мне невероятную историю.

— Тот человек, — рассказывал Неделько, — собирался пройти по канату над Дриной, с одного берега на другой. Я правил лодкой, но, увидев его, остолбенел и упустил весло. А ведь я бы и задаром перевез его в Милошевичи.

— У каждого свой путь… — замечаю я.

— По тросу вагонетки надо тянуть, а не людям разгуливать!

— Э, видишь ли, не все думают, как ты!

— Ясное дело! Но ведь что-то заставляет его быть не как все!

— То есть не как все обычные люди?

— Про что и речь!

— В том-то и дело, тебе невдомек, что он — если мы говорим об одном и том же человеке — волшебник, обращающий обычных людей в необычных!

На фотографии рыбака Драгича — человек на канате, над самой серединой реки, к поясу пристегнут карабин страховки, снизу — река, сверху — небо. Рыбак не может взять в толк, почему небо и земля поменялись местами.

— Ума не приложу…

— А почему ты думаешь, что это Петер?

— А кто же? Это Хандке, и на что тебе только глаза дадены! Сам смотри — вылитый тот самый немец, что колесит по Сербии и пишет книги!

— Не немец он, австриец!

— Какая разница!

— Язык тот же, но есть разница!

— В чем?

— Не важно, скажи-ка лучше, почему у тебя небо оказалось внизу, а земля наверху?

— Убей, не знаю! Мне даже разглядеть толком не удалось, что он там выделывал на канате: я развернул лодку, она чуть было не опрокинулась, и сфотографировал его; камера телефона выкинула странный номер, не знаю, что уж с ней случилось, только вот потом увидел, что все вверх тормашками!..

— Он все так же шел по канату?

— Понятия не имею, меня такой страх взял, что я развернул лодку, налег на весла и изо всех сил погреб к Старому Броду. Не дай Бог бы он свалился…

Снимок по времени совпадает с приездом Петера в Вишеград. Тогда, бороздя Республику Сербскую, писатель знакомился с местными, раздавал им подарки, а одному из жителей даже помог оснастить кровлей недавно построенный дом.