Мятежный батальон

Большим праздником у нас считался так называемый день «преображения господня» (6 августа по старому стилю). Проводили его в Петергофе, в летней резиденции царя. В канун этой даты священники служили всенощную в Манеже в присутствии императора и его семьи, а 6 августа проводился парад.

На богослужения солдаты роты «его величества» ходили в дворцовую церковь.

Эти незначительные преимущества преображенцев умело использовались офицерами для идеологической обработки солдат. Все привилегии и традиции призваны были внушать нам уважение к службе, послушание, вызывать душевный трепет перед «высоким» назначением — охранять престол, быть верной опорой трона.

Комплектовался Преображенский полк в массе своей из крестьян. И не исключительно из зажиточных, как об этом пишет в своей книге «Революционное движение в русской армии в 1905—1907 гг.» Муратов. При наборе в гвардию руководствовались прежде всего тем, чтобы новобранцы были рослыми и физически крепкими. Их имущественное состояние на первый план не выдвигалось.

В первые дни все мы ходили ошеломленные необычностью обстановки. Представьте, жил-был парень в глухой забытой богом и людьми деревеньке и вдруг попал в блестящий Петербург, да еще куда! Служить самому «царю-батюшке». Сам великий князь начертал на груди твоей, где быть тебе. Помни это! Поселили в огромном четырехэтажном доме рядом с Зимним дворцом. И командуют тобой не какие-нибудь офицеришки из захудалых дворян, а графы, да князья, да герцоги. Чувствуй, брат, императора плечом подпираешь.

А то, что турнул тебя старослужащий, так это чтоб не забывал: чуть не так поведешь себя — так поддадут — не опомнишься.

В нескольких шагах от казармы — Дворцовая площадь с Александрийской колонной. Тут же Адмиралтейство, Сенат. Направо, вдоль Зимней канавки, — Нева, закованная в гранит. На том берегу — Петропавловская крепость. Она как бы напоминала солдату: ты теперь до последней пуговицы на мундире принадлежишь государю. Может он тебя и в унтеры произвести, а может и в порошок стереть, упрятать в каменный мешок вон той самой Петропавловки, где уж немало людей посходили с ума или истлели в глухих казематах. А будешь служить верой и правдой — тебе и харч готовый, и постель, и обувка, и одежка казенная, да и жалованья полтинник в месяц. Прочим же, кто не в гвардии, денег и на табак не хватает — только тридцать семь с половиной копеек за два месяца.

Когда выйдет счастье побывать в увольнении — можешь полюбоваться городом, его роскошными особняками, лихачами-извозчиками, златоглавыми соборами, красавицей Невой. Только не зевай, козыряй направо и налево, вытягивайся во фрунт, чтобы какой-нибудь поручик не вкатил тебе пощечину и не заслал на гарнизонную гауптвахту за неуважение к его чину.

Однако скоро восторженное состояние прошло. Началась унылая, однообразная солдатская жизнь, с ее муштрой, бесконечными нарядами и караулами.

Казарма нашего батальона размещалась, как я уже говорил, в большом четырехэтажном здании. В нем жил и командир полка генерал-майор В. С. Гадон и еще некоторые офицеры.

Каждый этаж разделялся на две половины сквозным коридором с арками по обе стороны. За арками — койки с соломенными матрацами, такими же подушками и одеялами из грубого сукна. Вдоль стен большие пирамиды с винтовками и поменьше — для тесаков.

Полы везде, кроме первого этажа, деревянные. Раз в неделю их подметали с сырыми опилками.

Во дворе под навесом на повозке стоял полковой денежный ящик, возле него круглые сутки — часовой. Неподалеку находилась баня с прачечной, где мы сами стирали себе белье.

Форма преображенцев состояла из русских сапог, мундира, шаровар, гимнастерки, шинели и фуражки-бескозырки, в царские дни солдаты надевали круглые каракулевые шапки.

Кормежка по калорийности была не такой уж плохой, но очень однообразной: щи и каша. Иногда как зарядят на целый месяц варить горох, так у солдата глаза на лоб лезут. Ели из общих бачков, по четыре — шесть человек на каждый.

Жалованье мы, рядовые, сначала получали полтинник в месяц. 6 декабря 1905 года (все даты по старому стилю), в день именин Николая II, денежное содержание увеличили вдвое и назначили «чайно-сахарное» довольствие (до этого чай и сахар солдатам покупали за свой кошт офицеры). Это было очередной подачкой царя в то беспокойное время.

СОЛДАТСКИЕ БУДНИ

В шесть часов утра в казарме гулко раздалось:

— Встава-а-ай!

Не успев досмотреть сны, гвардейцы вскакивали с жестких коек, протирали глаза и поспешно одевались. Унтер-офицеры поторапливали, с утра пробуя свои голоса:

— Живо-живо!

— Не копаться! В гвардии служите!

Кто не слышал побудки, с того дежурный по роте сдергивал одеяло и оглушал:

— Вста-а-ать! Что тебе, уши заложило?

Солдат подскакивал как очумелый.

Притоптывая, мы торопливо натягивали сапоги, потом «доили» огромные медные умывальники, отфыркивались под струями холодной воды и окончательно приходили в себя.