Мятежный дальнобойщик

– Я ведь вину свою чую, сынок. Упустил разбойника. В руках, считай, держал и упустил. А все страх этот. Напугался я, сынок. В Отечественную фашистов не трухал, а тут на тебе, за шкуру свою старую затрясся. Да не маши ты головой-то, сынок, знаю, о чем говорю. Он ведь как в «Москвича» моего сел, почти сразу и уснул. А во сне такое болтал, что поневоле забоишься. Я ведь поперву собирался его к себе позвать. Обсохнуть, выспаться, все такое. Потом как представил, что разбойника в нашу деревушку приволоку, а он как начнет тут бесчинствовать, как потом людям в глаза смотреть? А уж когда высадил его да передачу с приметами прослушал, понял, что не напрасно боялся. За себя-то ладно, а за деревенских порадовался. Негоже людей к могиле раньше срока подталкивать.

– Вы сказали, что ваш попутчик во сне разговаривал. Не припомните, что именно он говорил? Может, фамилии какие-то называл или названия географические?

– Фамилии не фамилии, а клички говорил. Чаще других Гробаря какого-то поминал и еще одного. Точно не помню, вроде бухгалтера или звездочета, – начал вспоминать дед Андрей.

– Зачетчик?

– Во! Точно, Зачетчик. Они вроде бы дорогу ему перешли. Сами они в банду входят, не иначе. Только вот названия банды он не упоминал. Еще женщину какую-то все потерпеть умолял. Обещал, что скоро все изменится, то ли ей лучше станет, то ли им двоим. Точнее сказать не могу, больно отрывисто парень говорил.

– А ты, дед, не старайся гладко излагать. Ты его словами говори, – посоветовал Крячко. – Что вспоминается, то и говори. Складывать – это наша забота.

Дед Андрей покряхтел, потер лоб, сосредоточился и начал выдавать отрывочные фразы так, как всплывали в памяти. Слушать его было жутковато, словно говорил он под гипнозом. Глаза закрыты, руки сцеплены в замок, голова откинута, а изо рта отрывочные фразы вылетают. И будто даже голос изменился, моложе стал и злее.

– Гробарь, сука, твоих рук дело… Поймаю, сперва пальцы переломаю, по одному вырву… Хотели быстро дельце провернуть? Промахнулись с дичью. Ярило никогда кроликом не был… Вашей конторе раскошелиться придется. За такую инфу добро дадут… Не гуди, Рокот, облажался, обтекай… И чтоб ни секундой позже, я шутить не буду… Что, милая, больно? Потерпи, скоро все изменится, вот увидишь… Ах ты ж падла, Зачетчик, фуфло мне втюхать задумал? Говори, где… За что? Зачем? Выродки! До всех доберусь и до тебя… Ты умирать будешь долго, это я тебе обещаю… Вот вы у меня где все, сволочи! Железо раскаленное глотать… Нет больше… Радость моя, не смог я… Ублюдки, твари, я вам нужен. Получите вы меня в цветной упаковке, со шнурочком огненным…

Речь деда Андрея прервалась. Тяжело дыша, он открыл глаза и невидящим взглядом окинул окрестности. Гуров слегка похлопал его по руке, пытаясь привести в чувство.

– Может, водички? – настороженно следя за дыханием деда, предложил Крячко.

– Не нужно воды, – медленно протянул дед Андрей. – Я в норме. Вспоминать неприятно было, вот и разволновался.

– Ты молодец, отец, и воспоминания твои нам очень помогли, – похвалил Гуров, вставая с завалинки. – Телефон тебе оставлю. Если еще что-то важное вспомнишь, сразу звони. Есть аппарат-то у тебя?

– У Актинихи есть. Через двор живет. Доползу, если что, – ответил дед Андрей.

– Тогда бывай! – Гуров пожал деду руку. – А про то, что струсил, не думай. Это не трусость, отец, это дальновидность.

– Вам виднее, – произнес дед Андрей. – А по мне, так в штаны наложил бравый солдат Нырков.

– Это ты, что ли, Нырков? – улыбнулся Крячко.

– Кто ж еще? Две медали «За отвагу». Это в бою, а на гражданке – вот струсил.

– Забудь, дед, правильно тебе полковник Гуров сказал. Кто знает, как бы дело обернулось, притащи ты его в деревню. От Актинихи твоей, может, уже один телефон остался бы, – попытался взбодрить старика Крячко. – А попутчика твоего мы отыщем, не сомневайся. И не без твоей помощи. Помни об этом, отец.