— Правильно ты сказал, — усмехнулся, показывая некрасивые темные зубы, Горобец. — Я больной. Меня из зоны списали умирать от рака на воле. Мне жить осталось всего ничего, вот я и решил напоследок, не особенно скрываясь, отомстить тебе, наказать тебя, Гуров. Наказать и исчезнуть в могиле. Не учел, — горько покрутил он головой, — не учел, что ты таким умным окажешься. Хотелось мне, чтобы ты до конца дней своих ментовских терзался из-за этого твоего архитектора или детишек, которых ты не смог спасти. А ты смог! А мне-то все равно уже умирать, ты меня не достанешь, полковник. Следствие не закончится, как я копыта откину. Врачи верно сказали. Чувствую!
— Дурак ты, Сергей Павлович Горобец, — зло проговорил Гуров, щуря глаза и с трудом сдерживая эмоции. — За все тобой содеянное, за все циничные преступления, за смерть Фролова, Аспаряна, за покушение на убийство и учитывая особую опасность твою для общества, получишь ты пожизненное заключение, это как пить дать.
— Жить мне осталось… — начал было Горобец, но Лев перебил его, швырнув ему на колени листки бумаги, которые рассыпались по полу.
— Ошибка вышла в колонии, не у тебя был рак, карточки перепутали. У тебя, упыря, всего лишь туберкулез, который вполне сейчас лечится. Посмотри, это результаты твоего обследования. И знаешь, что тебя ждет, Режиссер? Не знаешь! Теперь вся твоя оставшаяся долгая жизнь превратится в один сплошной квест под названием «Тюрьма». Ты можешь себе представить, что тебя заведут в камеру, из которой ты уже никогда не выйдешь? Можешь? Скоро представишь. Добро пожаловать в квест, Режиссер недоделанный! — И, махнув сержанту рукой, он покинул допросную комнату.
Через десять минут Гуров вышел на улицу за стены следственного изолятора и посмотрел на солнце. Как все же хорошо, когда вот так тихо, тепло и спокойно! И когда Маша дома!..