Мятежный Карабах

Мне показали село и боевые укрепления вокруг него, скупо, но обстоятельно рассказали о последних событиях. На каждом доме остались следы недавнего боя. И не только боя – недоброй рукой хозяйничали здесь захватчики. Дома внутри разграблены, разрушены. В центре села старинный, вросший в землю одноэтажный кирпичный дом. Вырванная входная дверь лежала невдалеке, окна разбиты. Но самое впечатляющее: книги! Они свалены и разбросаны вокруг. Большинство обгорелые, облитые какой-то желтой жидкостью, засыпаны аммиачной селитрой. В дальнем углу устроено отхожее место. Поднимаю с земли одну из растерзанных книг. Надо же! Аркадий Гайдар. «Тимур и его команда». Другая – на армянском языке, от нее осталась треть обугленных страниц. Отчетливо виден год: 1928. Книги на армянском, русском, азербайджанском, фарси, английском. Всё! Библиотеки нет!

Десятки, а может, и больше лет в этом маленьком горном селе скрупулезно собирались богатства человеческой мысли, а восторжествовала в одночасье – разрушительная тупость конца XX века. И где? В одной из самых просвещенных и читающих стран мира. Кто сделал это? Чей приказ? Где воспитывались и учились эти люди? Неужели с кем-то из них мы встречались, обменивались дружескими словами, делили хлеб-соль? Невозможно представить!

Почему же невозможно? В моей памяти январь 1986 года и десятидневная война в Адене – столице Йеменской Народно-Демократической республики? Там за моим новогодним столом сидели лидеры социалистической молодежной организации молодые офицеры-политработники армейских и правоохранительных структур вместе со своими многодетными семьями. В праздничном порыве они клялись друг

[стр. 295] Мятежный Карабах

другу в вечной дружбе, призывая в свидетели самого Аллаха. Но через тринадцать дней в разгоревшейся войне за власть родоплеменная принадлежность и клановость развели их по разные стороны баррикад. Недавние друзья в отношении друг к другу отличались животной жестокостью, изощренностью в пытках и надругательствах над ранеными и погибшими, вандализмом к культурным ценностям. Как же все похоже.

Идем дальше вдоль добротной ограды. За ней – воронка от снаряда и большой дом без крыши. Снесло взрывной волной. А на металлических воротах зеленой краской крупная надпись: «Абдурахманов Мамед. Дом продан, просьба не входить!» Надпись практически каллиграфическая, даже со знаками препинания.

Чуть выше домов вправо уходит дорога на кладбище. Взгляд упирается в сплошные развалины. Большинство погребений разорено, свежие могилы вскрыты и обобраны, вокруг -обломки от гробов, гробницы разбиты, надгробных плит нет. Всюду следы надругательства и вандализма. Сердце буквально леденеет при виде этой картины. Останавливаемся у подножья горы, пьем родниковую воду. Вкусная, благодатная, бодрит. Говорят, она очищает. Вспоминается вода из трех кранов в Степанакерте. Очень похожее состояние. Командир ведет в боевые порядки. На небольшом плато у горного обрыва здание сельской школы с большим садом. Половины крыши нет, снесена артснарядом. Идем по окопам, отрытым в скальном грунте в полный рост. Бойцы при виде нас молча встают, мы жмем им руки. Настоящая передовая. Огневые точки. Командир просит меня снять очки. Я снимаю, протираю платком и вновь водружаю их на свое место.

– Да вы что, товарищ подполковник, не поняли меня, – с укором говорит командир, – здесь же стреляют.

– При чем тут мои очки, командир, сейчас-то не стреляют? – удивляюсь я.

За спиной слышу смешок бойцов самообороны.

– Да снайпер азеровский на соседней сопке. Можно, командир, покажу подполковнику эксперимент? – спросил молодой боец лет не более восемнадцати.

– Давай, показывай, – согласился командир.

[стр. 296] Виктор Кривопусков

Парень легко выпрыгнул на внутреннюю сторону окопа, быстро нашел яблоневый сук с привязанным к нему бутылочным стеклышком, вернулся в окоп. Командир усмехнулся: домашняя заготовка. А еще безусый парень, чувствовалось, подражая кому-то, стал отдавать нам распоряжения. Приказал отойти в правую часть окопа, пригнуть от греха подальше головы, следить за стеклышком на палке. Сам прошел несколько метров влево, чуть присев, поднял над окопом палку со стеклышком. На солнце стеклышко стало давать блики. Не успел юноша сделать второго движения, как мы услышали негромкий треск стекла и увидели осколки, посыпавшиеся на плечи экспериментатора, который с довольным видом, пригнувшись, подошел к нам.

– А можно азеровскую батарею разбудить? – парень с искренней готовностью посмотрел на командира, а на меня с надеждой на поддержку.