Мятежный Новгород. Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX — начала XIII столетия

«Призвание», думается, было, но не на княжение, а для помощи в войне, и не трех мифических братьев, а одного варяжского конунга с дружиной.^{111} Племенем, которое пригласило варяжский отряд наемников, являлись, вероятно, новгородские словене, боровшиеся за господство в родственном словенском союзе племен и стремившиеся завоевать руководящее положение в суперсоюзе, куда, помимо племен словен, входили племена кривичей и чуди. Б. Д. Греков и В. В. Мавродин допускают возможность найма новгородцами вспомогательного варяжского отряда,^{112} а Б. Д. Рыбаков, исходя из факта норманнских наездов, полагает, что один из них «был изображен новгородским патриотом как вполне добровольное приглашение, изъявление воли самих новгородцев».^{113} В последнем случае надо признать факт варяжского завоевания, замаскированный стыдливо патриотически настроенным новгородцем, но вряд ли это было в действительности. Более правдоподобно приглашение норманнского конунга с дружиной, превращенное позднее в призвание варягов на княжение. Для такого предположения есть некоторые летописные данные, не учтенные в должной мере новейшими исследователями. В Новгородской IV летописи читаем: «Въсташа Кривици и Словени и Меря и Чюдь на Варягы, изъгнаша я за море, и не даша им дани, начаша сами себе владити и городы ставити; и не бе в них правды; и воста род на род; и бысть межи ими рать велия, усобица, и воевати почаша сами на себе. И реша сами к себе: „Поищем собе князя, иже бы володил нами и радил ны, и судил в правду”. И… послаша за море к Варягом… Реша Чюдь, Словене, Кривици Варягом: „Вся земля наша добра и велика есть, изобилна всем, а нарядника в ней нет; и поидите к нам княжить и володить нами”. Изъбрашася от Немець три браты с роды своими, и пояша с собою дружину многу (разрядка наша. — И.Ф.). И пришед старейшиною Рюрик седе в Новегороди, а Синеус, брат Рюриков, на Белиозере, а Трувор вы Избрьсце; и начаша воевати всюды» (разрядка наша. — И.Ф.).^{114} Бросается в глаза явная несогласованность рассказа о призвании Рюрика в качестве «нарядника», обязанного «володеть, рядить и судить в правду», с известиями о его приезде в окружении большой дружины и начатых им войнах «всюды». Второе решительно подрывает первое, и может быть объяснено только тем, что Рюрик прибыл к словенам для оказания военной поддержки племени, призвавшему варягов на помощь. Можно ли доверять сообщению Новгородской IV летописи? Отбросить, не задумываясь, ее показания — самое простое дело. Но источниковедческий анализ вскрывает сложность состава протографа Новгородской IV летописи: «Соединив ПВЛ в редакции Лаврентьевской — Троицкой летописи с новгородским летописанием, основанным на Начальном своде, сводчик использовал еще несколько сводов, претендовавших на общерусский характер (свод, близкий к Ипатьевской, суздальско-ростовский и тверской своды), в результате чего в первую часть летописи попали и такие известия, которых не было ни в ПВЛ, ни в Новгородской I летописи».^{115} Следовательно, нет причин относиться с полным недоверием к разночтениям в Сказании о призвании князей-варягов Новгородской IV летописи, версия которой могла восходить к сведениям, не дошедшим до нас в других летописных сводах.

Военная помощь, оказанная варягами новгородским словенам, была, очевидно, довольно эффективной, что и побудило их конунга посягнуть на местную княжескую власть. Вспомним схожий случай, произошедший столетие спустя, когда варяги помогали князю Владимиру овладеть Киевом. Войдя в город, варяги заявили Владимиру: «Се град нашь; мы прияхом и, да хочем имати окуп на них, по 2 гривне от человека».^{116} Это и понятно, ибо власть тогда и раньше добывалась силой.

«Государственный переворот», сопровождавшийся истреблением словенских князей и знатных людей, признавался советскими историками. О нем писал Б. Д. Греков в своих ранних работах, посвященных Киевской Руси.^{117} Говорил об этом и В. В. Мавродин, по словам которого, варяжскому викингу, призванному на помощь одним из словенских старейшин, «показалось заманчивым овладеть самим Holmgard — Новгородом, и он, с дружиной, явившись туда, совершает переворот, устраняет или убивает новгородских „старейшин”, что нашло отражение в летописном рассказе о смерти Гостомысла „без наследия”, и захватывает власть в свои руки».^{118}