Мятежный остров

Потолок помещения был усыпан светлячками. Поэтому под землей кое-что можно было разглядеть.

Китайцы тут же легли на бок. Кто закрыл глаза, кто достал из-за пазухи свертки, в которых были сушеные личинки. Стали тщательно их пережевывать. Сазонов с удивлением отметил про себя, что никто из этих бойцов и словом не перекинулся об убитом товарище. Погиб, значит, так получилось, что уж поделаешь.

Командир достал свой сверток с сушеными личинками.

– Есть будете? – предложил он российским десантникам. Китаец говорил по-русски.

– Нет, спасибо, – отказались россияне.

– Есть надо – это сила!

– А вы не хотите галеты? – со своей стороны предложил Ростислав.

Десантники решили тоже подкрепиться.

От галет китайцы не отказались.

– Значит, вы тоже хотите освободить своего соратника по борьбе? – спросил командир китайских партизан.

– Ну, не соратника по борьбе. А друга, – поправил Батяня.

– Друга – хоросо… Меня зовут Цай Чжицзян. Это Цао Цзинсун, Суй Чжиган и Чжао Саолунь. Ты делаес то, что и я делаю. Теперь мы други.

– Да, как у нас говорят, враг моего врага – мой друг… Так что мы друзья. Меня зовут Хольгер, это Альгердас, это Франсиско-Мануэль.

– Франсиско-Мануэль… Не похожи ваши имена на русские, – подозрительно посмотрел китаец на российских десантников.

– Россия большая, и имена у ее граждан разные бывают. А ты думал, что мы Иван, Вася и Миша?

– Да-да. Я думал Иван, Вася и Владимир Ленин, – засмеялся Цай Чжицзян.

– Своего товарища по борьбе выручать – это правильно, молодцы! – Батяня сжал кулак и поднял большой палец.

– Мы проводим операцию под названием «Вырвать яйцо собаки», – серьезным тоном произнес командир китайских партизан.

Ростислав еле сдержался от смеха. Впрочем, и капитан Прошкин, и майор Лавров быстро сглотнули разжеванную галету, чтобы невзначай не подавиться.

– Извини, командир… Вырвать яйцо у собаки?.. Правильно я понял? – осторожно переспросил Ростислав.

– Нет… – невозмутимо объяснял китаец. – Нам надо вырвать из лап подлых филиппинцев нашего товарища Гоуданя. Это его зовут «Яйцо собаки».

– Ах, вот оно как. «Вырвать Гоуданя» – значит «вырвать «Яйцо собаки»! – разобрался Батяня.

– Да.

– Очень необычное имя, – удивился капитан.

– Это его молочное имя, – начал объяснять Цай Чжицзян. – У нас родители могут сперва назвать детей молочным именем, например, «убогий», «остатки корма собаки», «отбросы на свалку». Это делается для того, чтобы злые духи не могли украсть ребенка. Кому нужны «отбросы»?

– Точно никому, – согласился Ростислав.

– А потом ему можно дать и взрослое имя. Вот Гоуданю товарищи дали второе имя – Вэндунь – «Защитник Востока». И теперь его товарищи тоже «Защитники Востока», – объяснял Цай Чжицзян. – Мы освободим Защитников Востока, кого сможем.

– Понятно, – сказал Батяня.

Он постеснялся спросить, что означает имя Чжицзян. Китаец сам рассказал:

– Мое имя – взрослое – означает «сильное стремление»… Поэтому я командир… А теперь пять минут тишины и позы трупа.

– Позы трупа? Что это? – спросил Ростислав.

– Это лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать, – сказал Цай Чжицзян.

– Это зачем? – поинтересовался капитан Прошкин.

– Лучший отдых.

– А-а, – протянул Илья.

– Давайте закрывайте глаза, – приказал Батяня.

Китайские партизаны и российские десантники легли на землю. Прогнать все мысли из головы у россиян не получалось. Образы прошлого и возможного будущего сменяли друг друга.

Ровно через пять минут Цай Чжицзян что-то скомандовал по-китайски. Батяня глянул на хронометр – удивился. Китаец пролежал в позе трупа точно пять минут. Бойцы марксистско-ленинской армии Мао зашевелились, дружно встали на четвереньки – именно так можно было продвигаться по лазу. Встали на четвереньки и российские десантники.

– Идем! – отдал приказ Цай Чжицзян. – Дальше свернем влево, туннель выйдет близко к тюрьме.

И китайские партизаны, и группа майора Лаврова двинулись по узкому ходу. После полутора часов они, словно жители подземелья, выползли на свежий воздух. На самом деле выход оказался напротив тюремной стены. Бойцы марксистско-ленинской армии Мао и российские десантники, рассредоточившись по зарослям, принялись наблюдать. За стеной тюрьмы слышались выстрелы. Вооруженные заключенные в оранжевых робах вели огонь с крыши. Снизу им отвечали солдаты.

– Это однозначно бунт, – констатировал Батяня.

29

– Я вас предупреждал, – возмущался мистер Грин, – унижение имеет свои границы. Не тюрьма, а средневековая каторга.

Американец следил за происходящим в бинокль через открытое окно.

– Усмирим мы их, не волнуйтесь, – оправдывался сеньор Фернандес.

Начальник тюрьмы уже позвонил на остров Палаван. Там по тревоге подняли часть войск специального назначения.

– Через пару часов все будут лежать мордой в землю, – горячо говорил сеньор Фернандес.

– А меня все не интересуют. Мне нужен Карл Свенссон. Живой. А если ваши филиппинские головорезы его уже убили? Или его ликвидировали солдаты?

– Клянусь честью, солдаты его не тронули.

– Честью? А она у вас есть?

Сеньор Фернандес надулся, покраснел, однако промолчал.

В сторону тюрьмы над особняком сеньора Фернендеса пролетел вертолет.