Мятежный век. От Якова I до Славной революции

Итак, что новенького при дворе? В марте 1617 года король отправился на север. Своему тайному советнику в Шотландии он сказал: «Все эти долгие годы мы испытывали огромное естественное желание увидеть родную землю, то место, где мы родились и выросли». Свое чувство он назвал (просто очаровательно) «инстинктом, свойственным лососю». В неторопливом путешествии короля сопровождали сотни придворных, которые, подобно саранче, пожирали все на своем пути через страну, пока не прибыли в Эдинбург в середине мая. Никто не знал в точности, кем должен финансироваться визит, и те, кто находился на пути королевского кортежа, опасались самого худшего. Сотни лет ни один английский король не прибывал таким образом. Когда Яков достиг границы, он спешился и лег на землю между двумя странами, объявив, что символизирует собой объединение Шотландии с Англией.

Многие советники Якова и аристократы не захотели следовать за королем. Они не интересовались Шотландией и не ожидали от нее ничего хорошего. Для них эта страна была неотесанной и даже дикой. Даже королева отказалась ехать со своим мужем, сославшись на недомогание. Один английский придворный, сэр Энтони Уэлдон, написал, что это иностранное государство «великолепно для тех, кто им владеет, и отвратительно для всех прочих… Здесь много дичи – и дикое количество грязи: грязных жилищ, белья, посуды и жратвы… Эта страна, хотя и гористая, не содержит в себе чудовищ, за исключением женщин».

Яков привез с собой свечи и певчих, а также пару орга́нов: он намеревался убедить пресвитерианскую церковь Шотландии принять богослужение Англиканской церкви, однако особо не преуспел. Шотландские священники остерегались этого «папистского гвалта». «Первыми звучат органы, – сказал один кальвинистский богослов, – и только потом начинается месса». Кроме того, король восстановил против себя многих членов шотландского парламента. В речи на открытии сессии Яков пустился в рассуждения о достоинствах Английского королевства. Он сказал своим соотечественникам, что «больше всего желал бы сократить вашу грубость до приятной любезности английских соседей». К тому времени шотландцы уже узнали от англичан, как предаваться гомосексуальным утехам, пропивать здоровье и курить табак. Поэтому высказывание короля не могло быть встречено с энтузиазмом.

А еще какие новости? Летом 1617 года сэр Уолтер Рэли, недавно освобожденный из Тауэра для определенной цели, отплыл в Гвиану на поиски золота. Король ясно приказал ему никоим образом не задевать испанцев: он по-прежнему добивался для своего сына руки испанской инфанты. Достигнув в конце концов устья реки Ориноко, Рэли направил лейтенанта Лоуренса Кеймиса вверх по реке установить расположение легендарного золотого прииска. Однако по пути Кеймис атаковал испанцев, державших Сан-Томе. После ненужного боя, в котором погиб сын Рэли, лейтенанта вынудили вернуться к основному флоту. Теперь была потеряна возможность добраться до прииска, и Рэли с позором возвратился в Англию. На борту корабля Кеймис совершил самоубийство. Ярость короля не знала границ, а королевский гнев нередко означал смерть. Яков посчитал, что Рэли сознательно обманул его по поводу присутствия золота, к тому же неудачливый геологоразведчик неоправданно и без особой необходимости обеспечил ему враждебность Испании.

Испанский король, конечно, высказал яростный протест через своего пресловутого посланника графа Гондомара. В качестве меры умиротворения или компенсации Яков отправил Рэли на плаху, ее установили во дворе Старого дворца в Вестминстере. Все сочли, что король принес его в жертву для спасения чести короля Испании. «Давайте побыстрее, – сказал Рэли своему палачу, – в этот час у меня бывает приступ малярии. Я бы не хотел, чтобы мои враги думали, что меня трясло от страха». Глядя на топор, который сейчас отсечет ему голову, он будто бы проговорил, что «это суровая медицина, но она лечит от всех болезней и невзгод». Когда палач занес топор, чтобы нанести удар, Рэли выкрикнул: «Бей, парень, бей!» У него действительно не было времени закончить свою «Мировую историю», к сочинению которой он приступил в 1607 году, сидя в Тауэре. Автор начал с Сотворения мира, но к моменту своей смерти дошел только до конца второй Македонской войны 188 года до н. э.