Мятежный

– Подожди, что? О боже. Нет. Нет. Нет, нет, нет, – он отчаянно замахал руками, закашляв. Я выпрямился в своем кресле, не понимая, как этот парень еще не умер от сердечного приступа. – Я не это имел в виду. Я не хочу, чтобы ты ш ней шпал. На шамом деле я бы хотел добавить пункт, по которому ты обещаешь ее не трогать. Я хочу тебя нанять и чтобы ты делал то, жа что тебе платят, ни больше ни меньше. У Джешши почти нет дружей. Она череж многое прошла, и ей прошто нужен кто-то. Товарищ. Мне нужно, чтобы ты помог ей вернуть уверенношть в шебе и жавешти парочку дружей. Найми ее для работы в швоем кафе, чтобы у нее появилша повод выходить иж дома каждый день. Отношения будут ишключительно платоничешкими. Джешши неприкашаема. Она не пожволяет людям дотрагиватьша до шебя.

Джесси. Ну конечно, у его падчерицы имя, которое он даже не может правильно произнести. Бедняга.

Что не так с этой Джесси? Она даже не потрудилась ответить отчиму, хотя явно находилась в комнате. К сожалению, пока она казалась избалованной принцессой, но я все равно собирался согласиться на эту работу, даже если придется слушать ее разговоры о шопинге с мамочкой, пока у меня не завянут уши. Несколько сотен тысяч долларов того стоили. На кону стояло такое количество денег и выгодное вложение, что Джесси определенно привлекла мое внимание. И в какой-то степени мою симпатию тоже.

– Что еще я должен буду делать? – спросил я, поглаживая бороду.

– Ее терапевт говорит, что ей нужна работа. Любая работа. Найми ее. Шмеши ее. Ухаживай жа ней. Только не прикашайша. – Его дрожащие пальцы снова танцевали на краях ежедневника. – Вдохни в нее жижнь.

– Она… – я не знал, как сформулировать вопрос так, чтобы не выглядеть неполиткорректным придурком. Отсталая? Имеет какие-то отклонения? Не то чтобы это было важно, но мне необходимо знать, с чем я имею дело. Даррен заерзал в своем кресле.

– Она очень шветлый ребенок. Прошто ее нужно немного подтолкнуть навштречу общештву.

– Почему?

– Почему? – повторил он, быстро моргая, будто этот вопрос никогда раньше не приходил ему в голову. Даррен подергивал челюстью и сжал пальцами переносицу. Он был на грани слез. Чувак выглядел собранным не больше, чем обкуренный подросток на Коачелле[7]. Очевидно, что ему требовалась пересадка позвоночника, и за хорошие деньги я бы даже предложил себя в качестве донора. Если ему действительно нужна помощь с дочерью, я собирался ее предоставить. И даже не буду чувствовать себя козлом, ведь мне всего лишь нужно сводить ее в кино или еще куда-нибудь. От меня не требовалось засовывать в нее свой член и шептать на ухо признания в любви.

– Я рашшкажу тебе почему, но шначала ты подпишешь шоглашение о неражглашении.

У богачей обычно самые безумные истории. Наверняка она увлекалась зоофилией или каким-нибудь подобным дерьмом. Деньги заставляют скучать, а скука превращает тебя в придурка.

– За свою жизнь я подписал столько подобных соглашений, что теперь не обсуждаю ни с кем ничего, кроме погоды. – Я откинулся на спинку стула, почувствовав внезапное предвкушение от сделки с этим парнем.

Он пронзил меня взглядом, полным надежды. Он любит ее. Меня всегда смущала любовь. Такое неприятное чувство. Люди совершают много глупостей во имя любви.

– Ладно. Ладно. Так… мы договорилишь? – спросил он, жадно глотая воздух. Я огляделся, впервые обращая внимание на обстановку кабинета. Традиционная. Стеллажи от пола до потолка, изготовленные из темного дуба и заставленные толстыми, нетронутыми книгами. Персидский ковер и кресла цвета верблюжьей шерсти. Бар выглядел единственным регулярно используемым местом, с тусклыми, полупустыми бутылками, испещренными отпечатками пальцев. Все остальное было для показа. Этот мужчина заблудился, и мне посчастливилось его найти.

Все равно что забрать конфетку у ребенка.

– Согласен на шесть месяцев, и я хочу знать ее историю.

Моргансен наполнил себе еще один бокал виски, уставился в него, словно в бездну, опустошил его разом, как перед смертью, и позволил стакану свободно скользить между пальцами, прежде чем уронил его на ковер.

– Хочешь жнать ее ишторию?

Я дернул плечом. Я никогда не повторял свои слова и не собирался начинать из-за этого придурка.

Когда первые слова слетели с его губ, мои пальцы сжали подлокотники кресла.

Когда первые предложения вонзились в мой мозг, у меня пересохло в глотке.

И после полуторачасового рассказа на языке вертелся только один ответ. Вообще-то даже одно слово. Оно довольно четко отражало все мои чувства.

Черт.

Глава вторая

Бэйн