Мятный поросенок

   - Сара и я - да мы только рады, что детишки Джеймса поживут рядом. Вот уж горький будет день, когда он заберет их в Америку.

   - И вы всерьез верите, что он это сделает?

   Тетя Гарриет рассмеялась, будто услышала нечто потешное и не требующее ответа.

   - Рада с вами побеседовать, Мериголд, - сказала она, - но боюсь, что нам пора, как бы дети не простыли. Надеюсь, отец ваш здоров, и юный Ной тоже? Он выглядел не слишком хорошо, когда я встретила его в прошлый раз, будто рост у него опережает развитие.

   И, не дожидаясь ответа, увела детей, притом таким шагом, что им при­шлось бежать за нею, пока Тео не придержал ее за рукав.

   - Тетя Гарри, - спросил он, задыхаясь, - что она хотела этим сказать: «Кровь - она сказывается»?

   - О, да она просто глупая и злобная, не бери в голову весь этот ее вздор.

   - Она ни за что никогда не могла быть маминой подругой, - сказала Полл. - Она слишком подлая и вообще старая.

   - Всего на год-другой старше вашей мамы. И если и выглядит ста­рее, то лишь потому, что жизнь ее не баловала. Муж и двое детишек погибли от чахотки, один Ной у нее остался. Но ты права: мама и она никогда не дружили. Особенно после того, как мама и Джеймс поженились. Если уж по правде, то Мериголд сама за него хотела, а он ее и не замечал. В тот день, когда они венчались, Мериголд легла в постель и целый месяц отказывалась вставать, пока отец ее не выпорол. После этого она совсем подурнела, хотя и до этого не блистала...

   Тут Тео сказал:

   - Но вы, тетя Гарри, не ответили на мой в о п р о с.

   - Ты получил тот ответ, какой я сочла для тебя нужным! - рыкну­ла тетя Гарриет, внезапно давая выход своей ярости, будто с цепи сорвалась. - Хорошие дети те, которых видно, но не слышно. Или вы этого не знаете?

    Они смолчали. Когда у тети Гарриет такой вид и такой голос, то лучше молчать. Или сменить тему разговора. Полл объявила изумленно:

   - Глядите-ка, Лили! И без пальто!

    Лили бежала им навстречу, ее медные локоны тряслись, передник бился по ветру.

    - Наконец-то! Где вы пропадали целый день? Мама и папа приехали, они уже сто лет как здесь!

   Папин пароход отбывал в канун рождества. Всего два дня оставалось, но завтрашний день весь принадлежал им. И уж папа постарался, чтобы этот день стал похож на бесконечные счастливые каникулы.

   - Мы совершим большое путешествие,- сказал он, - и посмотрим все, что стоит посмотреть. Наймем двуколку в фирме «Ангел», чтобы все на высшем уровне!

   И наутро, когда церковные часы пробили десять, он подкатил к дверям в красиво раскрашенной двуколке, запряженной черным лоснящимся пони. Вся семья была одета по-праздничному: мама в своем пальто с турнюром, борта и обшлага отделаны черным стеклярусом; мальчишки в норфолкских жакетах и бриджах, девочки в кружевных юбочках поверх фланелевых панталон, в новеньких жестких баретках на пуговках и в светлых шерстяных пальто с маленькими меховыми воротниками. Папа подсадил их в двуколку, укрыл ноги пледом и сказал:

   - Мои три девушки нынче все как принцессы.

   День был светлый, солнце уже по-зимнему бледное, и воздух пощипывал свежим морозцем. Когда они тронулись, встречный ветерок донес до них славный запах хорошо вычищенной кожаной сбруи и теплый, густой, чуть отдающий навозом лошадиный дух. Полл слушала, как дробят копыта пони, и ей казалось, что они все время отбивают один мотив: «Папа завтра уезжает, папа завтра уезжает...»

   На городской площади было полно народу. Отец и мать приветствовали всех знакомых и кланялись направо и налево, как какие-нибудь царствующие особы.

   - Взгляни, Джеймс, вон мисс Гедергуд, - говорила мама. - Как она постарела! А это Памела Слэп. И старый мистер Маллен, я у него работа­ла. Петли я обметывала для этого хозяина! Останови, дорогой, нельзя с ним не поздороваться, ему будет интересно узнать, что ты едешь в Америку. Не сутультесь, дети, сделайте мне одолжение. Полл, почему у тебя такой несчастный вид, у тебя болит живот?

   Полл покачала головой и ничего не сказала. Нет, у нее не живот болел, но все равно ей было больно. Главным образом из-за мамы, потому что она сидит разряженная, такая веселая и красивая, и с такой гордостью расска­зывает мистеру Маллену, что отец от них уезжает. И улыбается, будто она счастлива это сообщить.

   - Выходит, я теперь соломенная вдова, мистер Маллен. Правда, не на­долго, но ведь время, бывает, так тянется!..

   - Ну, коли так, - отвечал мистер Маллен, - то, может быть, мы су­меем его чуть подогнать.

   Он серьезно глядел на маму, а ребята глядели на него. Они не раз слы­шали про старого Маллена, который держал большой универсальный магазин и нанимал нескольких женщин, которые в большой комнате над ма­газином сидели и шили на заказ для его покупательниц. «Рабовладелец, ­ говорила про него мама, - жадный старый черт!» Однако сейчас он выглядел вполне безвредным и мягким, розовый нос картошкой и бородавка на подбородке, из нее волосья растут черные.

   - Дела нынче совсем не как встарь, миссис Гринграсс, - сказал он. - Шестнадцать лет, как вы от нас уехали, а леди Марч все вас вспоминает; мол, ни от одной швеи платье так не сидит.