Голос из коридора отвлёк от мыслей. Вернул в реальность. Надо собираться, потом обмозгую сон. Кстати, надо бы купить сонник или поговорить с кем-то знающим.
— На выход, Туров! Не заставляй нас применять силу.
Интересно, кто там такой смелый?
От угроз всплыли воспоминания последних четырёх дней.
После пыток палачи ушли не попрощавшись. Только исчезли, как в комнату ввалился надзиратель. Ойкнул и выскочил обратно в коридор. Тут же вернулся вместе с доком.
— Налимовы дети, — ругался доктор, порхая вокруг меня и колдуя с аптечкой. — Пиранью им в штаны, как посмели, запрещено же! Как?!
— Спасибо док, — впервые заговорил с ним и он замер от неожиданности, главное, отвлёкся от своего кейса.
— Молчи, не надо говорить, сейчас легче станет, но без капсулы всё не восстановлю.
В камеру вернулся поздно. Док наложил гипс на палец и повязки на руки, залепил гелем порез на щеке. Обколол лекарствами и обезболом, но я всё равно остался в трансе техники мертвеца.
Под конец, извинившись, доктор сделал инъекцию блокиратора. У мужика в глазах такой гнев стоял, что надзиратели ничего лишнего себе не позволяли. А может, они испугались бунта заключённых, которые видели из своих камер, каким я ушёл и каким вернулся. Никто не хотел попасть так же.
Следующие дни слились в один. Доктор, казалось, поселился в моей камере. Постоянно заходил, менял повязки. В какой-то момент он даже пошёл на нарушение устава. Вкалывал мне дозу блокиратора меньше и приносил нормальной еды. Тайно приносил, но достаточно, чтобы я чувствовал, как сила возвращалась. Не вся, но часть достаточная, чтобы организм восстанавливался. Пунктов десять точно вернулось. Не знал, что препаратами так можно было регулировать, но это работало.
Пару раз выныривал из транса техники мертвеца, и не ощущал боли. Так, ломота небольшая. Но именно, что пару раз. В эти моменты наваливались мысли о доме, сомнения, а вдруг Сычкин не блефовал. Приходило отчаяние от безысходности. Меня ждала смерть. Причём мучительная. За Лиру с Варей не волновался, хрен они их достанут на военной базе или у Деда в поместье… Суд, блин! Лира! Да хрен с ней с мучительной смертью. Лира!
Спасала от всего этого только техника мертвеца и обещание весёлой встречи одному из палачей. Мысли пропадали, я снова становился бетоном стен и пола, перекрытием потолка. Становилось пофиг на всё. Единственное спасение от страха за близких. Во время транса даже безделье не было страшно. Бетону всё равно, что делать. Он постоянно лежит. Самое то, когда нет развлечений.
Хотя, одно всё же происходило, причём регулярно. По вечерам, после ухода дока, в камеру заглядывали надзиратели. Агрессоры, как я их назвал.
Они мстили за Гущина. Пинали мою тушку.
Даже с десятью пунктами я мог ответить так, что до медкапсулы не дойдут, и ни один хирург их не соберёт, но сдерживался. Не хотел подставлять доктора, да и привлекать лишнее внимание не хотел. Опасался обыска камеры, что найдут скальпель, тиснутый у дока из кейса, пока он меня перевязывал после палачей.
Так что на ответ я решился только вчера вечером и не ошибся. Всё же верно подсчитал дни в застенках. Стоило сломать несколько рук и носов, да выбить с десяток зубов, как жандармы свалили из камеры. Сразу же открылось окошко в двери, и голос одного из обозлённых прошепелявил:
— Туров, тебе просили передать, в шесть утра переезжаешь в красную комнату. Так что выспись, больше не придётся. Никогда.
— Туров, выходи! Считаю до трёх! — вот же настырные, но в камеру не лезут, опасаются.
Свесил ноги, обулся и потянулся. Вынырнул из транса, чтобы оценить своё состояние. Тело после вчерашней потасовки слегка заторможено. Везде ломит и ноет. Сделать лёгкую разминку или не стоит? Всё же мне на смерть ехать…
Осознание, что настал тот самый день, обрушилось внезапно.
Сердце застучало сильнее, а по коже прошёл мороз. В груди поселилось тянущее чувство несправедливости, несогласия. Рухнул на койку, вжался в стену и подтянул к себе ноги.
Не хочу!
Не хочу умирать!
Только не так, меня Лира ждёт, Варя. Домой хочу! Никуда не пойду!
В дверь громко стукнули. Возможно ногой.
— Туров!
В боку кольнуло. Дёрнулся и схватился за него рукой. Боль на мгновение отвлекла от диких мыслей, отрезвила.
— Последнее предупреждение, Туров! Выходи!
Нет, нельзя паниковать. Всё равно вытащат из камеры и отвезут к палачу. Сперва пытки, потом смерть. От этого никуда не деться. Вспомнился пансион и разговор с Евгением Михайловичем.
Это помогло. Удивительно, даже в транс не пришлось возвращаться.
Прогнал жалость к себе. Нечего впадать в панику, если ни на что повлиять не могу. Где моё достоинство? На месте? Вылезай давай. Будем тебя сохранять до конца. На чужое мнение плевать, но сам себя точно не прощу даже на том свете. Меня учили держать удар, вот и воспользуемся. Честь мундира, честь рода, моя честь, это не пустые слова. Это образ жизни.