МИД. Министры иностранных дел. Тайная дипломатия Кремля

Каждый из них нашел разное решение своей проблемы. Кузмин перестал сопротивляться неизбежному и дал волю своим чувствам. Он не стеснялся проявлять их и встречал понимание у тех, кто ему нравился. В начале века в столице было достаточно либерально мыслящих людей, не считавших возможным укорять кого-то за нетрадиционные сексуальные пристрастия. В семье Чичериных к увлечениям Кузмина относились очень спокойно. Только однажды Наталья Дмитриевна попросила у Георгия Васильевича совета: можно ли брать Кузмина с собой в деревню, не станет ли он развращать деревенских ребят?

После полутора десятилетий мучительного внутреннего разлада Кузмин обрел спокойствие и уверенность в себе. Романы Кузмина «Картинный домик» и «Крылья», написанные сразу после первой революции, восприняты были в российском обществе как апология гомосексуализма. «Александрийскими песнями» любители поэзии восхищаются и сейчас. Кузмин писал пьесы, оперетты и музыку, сам исполнял песенки собственного сочинения и стал невероятно популярен. Это был мужчина небольшого роста, тоненький и хрупкий, с лицом не то фавна, не то молодого сатира — таким его запомнили современники. Самые прозорливые подозревали, что он укрывается от мира маской. Но никак не удавалось понять, где кончается маска и начинается его подлинное лицо с подведенными глазами.

Революция сломала Кузмина. Он, который говорил, что страх внутри человека, а не извне, был напуган обысками, арестами, смертью, которая распространилась вокруг него. Он внезапно постарел и утратил свою красоту. Но его не тронули. Пока Чичерин оставался наркомом, Кузмина продолжали печатать…

Сам Чичерин лишил себя права открыто проявлять свои чувства. Он замкнулся в себе, в своей работе и любви к музыке. Очень одинокий, он почти ни с кем не дружил. Окружавшие, видя, как он избегает женщин, догадывались, в чем дело. Но в те годы гомосексуализм не считался преступлением.

Вернувшись из-за границы, Георгий Васильевич в 1897 году поступил в архив Министерства иностранных дел и прослужил там шесть лет, участвовал в подготовке «Очерка истории министерства иностранных дел России. 1802–1902». Написал 700-страничный (и до сих пор полностью не опубликованный) «Исторический очерк дипломатической деятельности А.М. Горчакова». Наследник Горчакова на посту руководителя отечественной внешней политики Чичерин писал о государственной деятельности Александра Михайловича с нескрываемым уважением. Некоторые горчаковские идеи, несомненно, запали в душу будущему наркому.

«Задача внешней политики в эти годы, — писал Чичерин, — быть дополнением к внутренней. От нее требовалось для России — не допускать препятствий внутренней преобразовательской работе. Мир был необходим: никакая внешняя заинтересованность не должна была отвлекать русские силы от внутренней деятельности… Умелыми приемами дипломатического искусства, не доводя России до войны, нужно было предохранять ее в области внешней политики от всякого вреда… Выжидать, сосредотачиваться в себе, собираться с силами».

Архивная работа его не вдохновляла, хотя он успел досконально изучить историю русской дипломатии XIX века. Как писал потом Чичерин, он ощутил в себе зов к практической работе за освобождение страдающего человечества. Желание заняться каким-то практическим и нужным людям делом изменило его жизнь.

РЕВОЛЮЦИЯ НА МАМИНЫ ДЕНЬГИ

Весной 1904 года он вновь уехал за границу — на сей раз чтобы заняться изучением революционной литературы. В Германии он познакомился и сблизился с выдающимся немецким социал-демократом Карлом Либкнехтом, который стал для него идеалом революционера. Чичерин пришел к выводу, что революционная работа ему по душе.

В 1905 году Чичерин вступил в берлинскую секцию Российской социал-демократической рабочей партии. Он присоединился к меньшевикам, считая их наиболее близкими к немецким социал-демократам.

В Германии он пользовался чужим паспортом. Полиция его задержала — рано или поздно это должно было произойти. Суд, разумеется, приговорил его к высылке из Германии, но он спокойно остался на месте — времена были либеральные. Потом все-таки перебрался в Париж, где играл заметную роль среди политэмигрантов. Он жил на деньги, оставшиеся после смерти матери. Большую часть наследства он передал в партийную кассу.

Дядя, Борис Николаевич, завещал ему родовое имение: «Милый Юрий, ты один из семьи родился в Карауле, а потому я решил, что это указание Божие и что он должен принадлежать тебе». Но Георгий Васильевич отказался от имения, намереваясь похоронить свое дворянское прошлое.