- Спросите его сами, я не знаю его имени, - ответил мистер Бэмбридж. Говорит, он только что с дороги.
Мистер Хоррок пристально уставился на незнакомца, одной рукою опиравшегося на трость, а другой - ковырявшего в зубах зубочисткой и озиравшегося с некоторым беспокойством - он, как видно, не привык молчать.
К несказанному облегчению Уилла, до того утомившегося, что он отступил на несколько шагов назад и плечом оперся о стену, на обозрение публики была, наконец, выставлена "Вечеря в Еммаусе". Уилл опять приблизился к конторке и поймал взгляд незнакомца, к его удивлению таращившегося на него во все глаза. Но тут к Уиллу обратился мистер Трамбул:
- Да, мистер Ладислав, да; я думаю, это интересует вас, как арбитера. Истинное удовольствие, - со все возрастающим пылом продолжил аукционист, владеть такой картиной и показывать ее гостям - владеть картиной, за которую никаких денег не пожалеет тот, кто располагает как состоянием, так и вкусом. Это картина итальянской школы, кисти прославленного _Гидо_, величайшего живописца в мире, главы старых мастеров, как их называют, я думаю, из-за того, что они кое в чем нас обогнали, обладали секретами искусства, ныне недоступными для человечества. Позвольте мне заметить, господа, я видел множество картин кисти старых мастеров, и не каждая из них может сравниться с этой, иные покажутся темноваты на ваш вкус, не все сюжеты годны для семейного дома. Но этого вот _Гидо_ - одна рама стоит несколько фунтов - любая дама с гордостью повесит на стену - именно то, что требуется для так называемой трапезной в благотворительном заведении, если кто-нибудь из наших видных прихожан пожелает осчастливить таковое от щедрот своих. Повернуть немного, сэр? Хорошо. Джозеф, поверните немного картину к мистеру Ладиславу... как известно, мистер Ладислав жил за границей и знает толк в таких вещах.
На мгновение все взгляды обратились к Уиллу, который холодно сказал:
- Пять фунтов.
Аукционист разразился потоком укоризненных восклицаний:
- О! Мистер Ладислав! Одна рама стоит не меньше. Уважаемые дамы и господа, поддержите честь нашего города. Хорошо ли будет, если впоследствии выяснится, что в Мидлмарче находилось драгоценное произведение искусства и никто из нас его не заметил? Пять гиней... пять и семь?.. пять и десять... Ну, ну, кто больше, дамы? Это истинный алмаз, а "сколько алмазов чистейших" (*165), как сказал поэт, пошло за бесценок из-за невежества покупателей, принадлежащих к тем кругам, где... я хотел сказать: отсутствуют благородные чувства, но нет! Шесть фунтов... шесть гиней... первостатейный _Гидо_ будет продан за шесть гиней - это оскорбительно для религии, дамы; может ли христианин смириться с тем, чтобы такой сюжет пошел по столь низкой цене... шесть фунтов... десять... семь...
Цену все набавляли, не отступался и Уилл, который помнил, что миссис Булстрод очень хочется купить эту картину, и положил себе пределом двенадцать фунтов. Впрочем, картина досталась ему всего за десять гиней, после чего он пробрался к стеклянной двери и вышел. Так как ему было жарко и хотелось пить, он решил сперва войти в шатер и попросить стакан воды. В шатре не оказалось других посетителей и Уилл попросил женщину, прислуживающую там, принести ему холодной воды, однако не успела она выйти, как, к неудовольствию Уилла, появился краснолицый незнакомец, который таращился на него во время торгов. Уилл подумал вдруг, не из тех ли он субъектов, которые присасываются к политике подобно паразитическим насекомым и уже пытались раза два завязать с ним знакомство на том основании, что слышали его речи о реформе, и в тайной надежде продать ему за шиллинг какой-нибудь секрет. При этой мысли вид незнакомца, распалявший раздражение, непереносимое в такую жару, представился Уиллу еще более неприятным; присев на ручку садового кресла, он нарочито отвел в сторону взгляд. Однако это не смутило нашего приятеля, мистера Рафлса, всегда готового навязать свое общество силой, если этого требовали его планы. Сделав несколько шагов, он оказался перед Уиллом и торопливо выкрикнул:
- Простите, мистер Ладислав, вашу матушку звали Сара Данкирк?
Уилл вскочил, отпрянул и, нахмурившись, не без надменности сказал:
- Да, сэр. А вам до этого какое дело?
Характерная для Уилла манера - прямой ответ на заданный вопрос без мысли о последствиях. Сказать сразу: "Вам до этого какое дело?" - значило бы проявить уклончивость, словно он стыдится своего происхождения!
Рафлс держался гораздо миролюбивее. Хрупкий молодой человек с девическим румянцем выглядел воинственно и, казалось, вот-вот готов был наброситься на него как тигр. При таких обстоятельствах мистеру Рафлсу уже не представлялось приятным втягивать Уилла в разговор.
- Я не хотел вас оскорбить, любезный сэр, я не хотел оскорбить вас! Просто я помню вашу матушку, знавал ее еще девочкой. Сами вы больше похожи на папеньку, сэр. С ним я тоже имел удовольствие встречаться. Ваши родители живы, мистер Ладислав?
- Нет! - яростно крикнул Уилл.